Огненная кровь

У Адер схватило живот. Очень хотелось шмыгнуть обратно в люк, в относительную тишину и безопасность за стенами. Но ведь она сама решила сюда прийти, решила быть храброй и доказать свою храбрость другим, так что, промедлив совсем немного, она шагнула вперед и оглядела открывшуюся сверху панораму страданий и боли.

Мосты сломали, но ургулы переправлялись вплавь на срубленных стволах, увлекая привязанных за узду перепуганных лошадей в захлестнувшее оба островка кровавое месиво. Адер смотрела во все глаза. Улочки, тесные площади, самые узкие переулки – все было забито телами, сталью, лошадьми. В этой бойне и понять ничего нельзя, не то что ее упорядочить. Две женщины – одна в черном, другая в лохмотьях мехового плаща поверх драного алого шелка – бились спина к спине против десятка всадников. Адер смотрела. Та, что в черном, выглядела почти девочкой, но умудрялась сдерживать ургулов, вращая парой клинков, пока всадники не оттеснили женщин за горящее здание.

Горела добрая половина строений. Равнодушное пламя наполняло пространство ярким мерцанием. Двухэтажная бревенчатая хижина со стоном покосилась и рухнула на улицу, задавив два десятка легионеров. Ниже по реке солдат теснили в бурную реку, и доспехи в считаные мгновения утаскивали бьющихся людей на дно. Через две улицы от башни пара аннурцев рубила по ногам вздыбленного коня, а его всадник снова и снова бил сверху копьем. Сражение на улицах еще не разбушевалось в полную силу, но в ста шагах от нее боролись и гибли люди.

«Вот тебе битва! – со злостью сказала себе Адер. – Любуйся!»

Не похоже это было на битву. А похоже было на бойню. Ее тошнило.

– Ваше сияние, – Фултон протянул перед ней одетую железом руку, – отойдите, пожалуйста, от края. Здесь опасно.

– Я не свалюсь с башни, – твердо и уверенно объявила она, с облегчением отвернувшись от мертвых и умирающих.

Ил Торнья сидел на полу у самого края в нескольких шагах от нее. Охрану он оставил внизу, но с десяток молодых людей – судя по легкой броне, гонцов – стояли наготове, беспокойно переводя взгляды с кенаранга на бой внизу и обратно. Пока Адер рассматривала их, из люка в полу выскочили еще двое, потные и задыхающиеся, и встали в конец ряда. С руки ближайшего к Адер воина капала кровь – она не поняла, своя или чужая.

Сам кенаранг походил на статую. Не то что прославленные генералы на картинах в Рассветном дворце – те привставали на стременах или вздымали меч с каменных бастионов, – а ил Торнья сидел, поджав под себя ноги, сложа руки на коленях. Его меч не покинул ножен. Лица Адер не видела, но каменная неподвижность этого человека заставила ее задуматься.

«Нет, – напомнила она себе, – не человека, а кшештрим».

– Что сражение? – спросила она, тщательно выбирая слова. – Идет по плану?

Ил Торнья не обернулся и не ответил. Ветер трепал ему волосы, дергал за ворот плаща, но кенаранг не шевелился. Адер оглядела строй гонцов и сигнальщиков. Первый в ряду, черноволосый, с испуганными глазами, поймав ее взгляд, чуть заметно мотнул головой и поджал губы. Она не сразу поняла, что это значит: «Нет». Кажется, ил Торнья пугал парня не меньше, чем бой внизу.

Помедлив, Адер шагнула вперед. Она не для того рвалась в эту башню, чтобы струсить перед собственным кенарангом. Пусть он хоть сто раз кшештрим, а на шее у него воротник Ниры, невидимая смертоносная петля. Одно слово Адер – и ему конец. Правда, Ниры здесь не было. Как ни бодрилась старуха, форсированный марш на север был ей не по силам. Об этом Адер постаралась не вспоминать.

– Генерал, – подступив вплотную, Адер взяла ил Торнью за плечо. – Я спросила…

Слова испарились с языка. Она сто раз встречала взгляд кенаранга – поверх подушки, над обнаженным клинком, в страсти, в любви, в яростном недоверии – и думала, что изучила весь спектр его эмоций. Думала, что, продравшись сквозь ложь и измены, поняла кое-что в существе, с которым связала свою судьбу. Сейчас, заглянув ему в лицо, она осознала, как страшно ошибалась.

Ни привычного суховатого юмора, ни алчности. В этих глазах не осталось ни капли чувства, ни признака того, что Адер назвала бы человечностью. Ничего. Лицо осталось человеческим, но ей впервые открылся разум, скрытый за неподвижными глазами: холодный, чуждый, непостижимый, как темнота меж зимних звезд. Захотелось закутаться в плащ, отвернуться, убежать. На долю мгновения обрыв под стеной показался не верной смертью, а спасением.

– Оставайся, но молчи, – быстро, как чиркают ножом по вене, проговорил он. – Исход на волоске.

– Кто ты та… – Она осеклась.

– Я тот, кого ты оставила в живых, чтобы вести для тебя войну. Теперь смотри как.

Адер онемело кивнула.