Огненная кровь

– Что? – опешила Адер.

– Сколько в лесу деревьев?

Она затрясла головой, вглядываясь в темную хвойную чащу, и заметила, как скрываются в тени под деревьями ургулы. Отступают, поняла она. Оттягивают силы.

– Откуда мне знать? – бросила она. – Даже не…

– Две тысячи шестьсот восемь от устья реки до того каменного мыса.

– Во время сражения ты считал деревья? – вытаращила глаза Адер.

Он обратил к ней провалы глаз:

– Мне не нужно считать, Адер. Я пытаюсь объяснить. То, что ты зовешь мыслями, зовешь рассуждениями, эти мучительные беспорядочные процессы для моего рода… излишни.

– Не понимаю, – сказала она. – Вся суть кшештрим в мысли и рассудке. На этом сходятся все историки.

Ил Торнья изобразил на лице улыбку:

– Ах историки… – Он поднял два пальца. – Сколько?

– Чего? – не поняла Адер.

– Сколько пальцев я поднял?

Она мотнула головой:

– Два.

– Откуда ты знаешь?

– Просто…

– Ты сосчитала?

– Нет, конечно. Просто вижу.

Кенаранг кивнул:

– И я просто вижу… – Он обвел рукой побоище внизу. – Вот это все.

Внизу вопили, текла кровь, а девушка, онемев, смотрела только на него. Слова ил Торньи означали слишком многое – как если бы ей сказали, что над небом есть еще одно небо.

– Так мы победили? – наконец спросила Адер.

В одно мгновение кенаранг вернул себе привычную сухую усмешку. И страшная пустота сошла с его глаз.

– Мы? – иронически спросил он. – Да, ваше сияние. Мы победили.

Ей бы вздохнуть с облегчением, но стоило задуматься, что это значит, на что способен ее генерал, как ненадежны все ее знания о подчинившем ей кенаранга кеннинге, – и его победа показалась холодным острым клинком, леденящим ребра в разгар зимних морозов.

48

Войска опоздали.

Не на битву с ургулами: когда легионы и Сыны Пламени наконец зажали всадников в клещи, всем хватило дела, улицы умылись кровью, и, куда ни падал взгляд Валина, мужчины и женщины сцеплялись в яростных схватках, – но это уже ничего не меняло для Талала и Гвенны.

Авангард ил Торньи подошел через час с небольшим после того, как двое кеттрал взрывом убили половину пленников Балендина, а остальных покалечили. Страшно и мерзко было смотреть на валяющиеся повсюду тела и ошметки – будто мясо на неприбранной скотобойне. Один мужчина, словно плачущего младенца, баюкал свою оторванную ногу, пока не истек кровью. Ни Гвенны, ни Талала Валин не видел. Уцелели или погибли под рухнувшей стеной? Валин в трубу искал их на залитой кровью земле, один за другим осматривал трупы, и на сердце у него становилось все тяжелее.

Но ясно было, что взрыв сделал свое дело. Балендина он не убил, даже не задел, однако разорвал его связь с колодцем, и два моста, едва обескураженный лич повернулся к дымящимся руинам и покалеченным телам пленных, рухнули в темную воду, унося с собой десятки всадников.

Нет, это был еще не конец сражения. Напротив, бой после падения мостов разгорелся еще яростней. На западный остров успели перебраться тысячи ургулов, на восточном – осталось вдвое больше, а остальные воины бесчисленного войска скрыли под собой дальний берег. Отрезанные от своих, всадники дрались как бешеные, понимая, что спасти их может только решительная победа. Утомленные же переходом аннурцы плотнее сбивались под их напором, пытаясь на незнакомой местности занять боевые позиции. Казалось, даже подход имперских войск не погасил надежды ургулов на успех.

Ил Торнья поднялся на верхнюю площадку маячной башни.

Валин с самого начала выбрал эту позицию из-за наилучшего обзора. С высоты открывался вид на оба войска, можно было оценить их расположение и, когда придет время, выбрать направление атаки. Он не смел и надеяться, что кенаранг устроит свой штаб в той же Кентом клятой башне.

Когда окруженный охраной ил Торнья подъехал по грязной улице к маяку, у Валина засосало под ложечкой. Он подавил огромное искушение убить его тут же. Невелика хитрость пристрелить военачальника в сумятице боя. Валин даже нацелил взведенный арбалет в лоб ил Торнье. Остановил его Лейт. Лейт, Гвенна и Талал. Все трое полегли где-то среди изуродованных развалин, чтобы сдержать ургулов. Ил Торнья обязан был довести бой до конца, и Валин скорее отдался бы Шаэлю, чем обесценил жертву своего крыла. Он удержал палец на спусковом крючке. Адер назвала кенаранга гением, а в том сумасшествии, что творилось внизу, только гений и мог чего-то добиться.