Огненная кровь. Том 2 (СИ)

— Тихо, тихо, не плачь, моя девочка, пока ничего не известно. Я послала Нахди узнать, что да как, он вернётся к вечеру, а пока ты не должна думать о плохом, нам нужно надеяться. Мысли о плохом притягивают плохое. А ты должна верить в лучшее. Попей молочка…

Остаток дня Иррис просидела в оцепенении. Тоскливое ожидание отмеряло время по капле, и от мыслей, которые были одна хуже другой, ей было совсем тошно. Так же, как и ночью, она молилась и пыталась верить в лучшее, она перебирала чётки из оникса, которые ей дала Шиана, но ничего не помогало. В лучшее не верилось, потому что внутри Иррис знала — раз она не чувствует связи, значит она оборвалась. И оборваться она могла только по одной причине…

Его больше нет…

Проснулся Цинта и, цепляясь за остатки надежды, Иррис попыталась узнать у него, могло ли что-то задержать Альберта, и было видно, как тот пытался ей солгать, но притворщик из Цинты вышел совсем никудышный.

— Он должен был приехать сразу за нами, миледи, просто другой дорогой, — наконец, выдавил из себя Цинта, — но вы же знаете Альберта — я даже предположить не могу, во что он мог ввязаться.

— Что нам теперь делать? — спросила она в отчаянии.

— Он сказал — ждать. Значит, будем ждать, — вздохнул Цинта. — Что ещё мы можем сделать? Во дворец никому из нас нельзя.

— Ждать? И сколько? А если он… А вдруг он… Мы должны что-то сделать, Цинта! Мы же не можем вот просто так сидеть, сложа руки! — воскликнула Иррис.

— Можем, миледи. Можем. Ведь если он узнает, что я его ослушался, он с меня шкуру с живого спустит, а я и так не слишком-то здоровый.

— Тогда я пойду сама…

— Владычица степей! — воскликнул Цинта. — Вот уже про вас он мне так и сказал, что голову открутит, если с вами что-то случится, и это не фигура речи. За вас он меня убьёт на месте, я и пикнуть не успею. И потом, вас же поймают сразу и посадят под замок, а значит, всё было зря. Миледи, послушайте, — добавил он уже мягко, — дождёмся Нахди, узнаем, что он скажет, а потом будем думать, как поступить. А то ведь может оказаться, что мы только помешаем делу, может у Альберта есть причины… не быть здесь сейчас.

На какое-то время слова Цинты остудили порыв Иррис, и она с тоской смотрела в треклятую арку, наблюдая как медленно ползёт по двору тень от дома, и ожидая, когда же появится лошадь долгожданного гонца. Но внутри неё холод становился нестерпимым. И с каждым мгновеньем в ней крепла мысль, что если то, что она чувствует — правда, значит, эта проклятая семья добилась своего. И если они убили его, если это так, то она уйдёт отсюда, и никто её не остановит. Она возьмёт лошадь… Не дадут лошадь, пойдёт пешком…

Теперь она знает, как это сделать — веретено внутри сейчас было похоже на рой кружащихся ос. Она разрушит Большой дворец до основания и убьёт их всех — Гасьярда, Милену, Таиссу, Хейду… А потом… А потом всё уже будет неважно.

И желание бежать тот же час во дворец и сровнять его с землёй боролось в ней с верой, в то, что вдруг Цинта прав и нужно ждать, вдруг своими действиями она и правда помешает Альберту. Но сидеть в безвестности было просто невыносимо.

Из мрачных мыслей её вырвал, наконец, цокот копыт. Нахди въехал во двор и спешился, бросая поводья на большой крюк коновязи. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, и двор погрузился в мягкий вечерний сумрак.

Иррис вскочила, но замерла, словно прикованная к месту, и сейчас от пучины отчаянья до небес счастья её отделяло только одно слово, которое Нахди произнесёт с порога. Сцепив пальцы, она смотрела, как медленно открывается кособокая дощатая дверь, как входит сын Шианы, раскрасневшийся и усталый, весь в пыли, как стаскивает с головы барху — плоскую ашуманскую шапку…

Он бросил её на подоконник и, поймав испепеляющий взгляд Иррис, произнёс, вытирая рукой потный лоб:

— Новостей много. Одна хорошая, остальные плохие, — он снова посмотрел на Иррис, бледную, как полотно, и добавил, — жив, он. Жив. Но арестован, и сидит теперь в Чёрной башне.

Ноги у Иррис подкосились, и она снова опустилась на стул.

— Арестован? — горло перехватило, и голос стал внезапно хриплым. — За что?

— Вот уж поди разбери! — воскликнул Нахди, зачерпнул из ведра воды и жадно выпил. — Я такого сегодня наслушался! Весь дворец гудит, как улей, и все болтают разное, так что я не знаю, чему верить. Конюх говорил одно, молочник другое, прачки третье, а на площади у борделя и вовсе что-то странное.

Нахди стянул куртку и сел на лавку, вытянув ноги.

— Всё! Всё рассказывай! Всё, что слышал!