Альберт отложил письма отца и взялся за вторую стопку. Этих писем было больше. Он вытащил какое-то из пачки, почти не глядя, думая над тем, что прочёл только что. Развернул.
Изящный бисерный почерк, аккуратный, с нажимом. Он узнал его сразу. Тот самый "друг". Выхватил глазами кусок из середины:
«…напиши хотя бы пару строчек о том, как живёт наш мальчик. Наш Альберт. Пусть хоть горничная твоя напишет, раз ты не хочешь! Я же его мать! Нельзя же наказывать меня вечно!».
Он почувствовал, как сжимается сердце, как кожа покрывается мурашками, как леденеют руки и горло стискивает стальной обруч спазма. Схватил остальные письма — половина из них была не распечатана.
Он разглядывал их жадно — дорогая бумага, даже не пожелтевшая от времени, хорошие чернила, красивый почерк, красный воск…
Салавар сказал, его мать была шлюхой, бордельной мистрессой. Он сказал, что она умерла через пару лет после его рождения, и что он оставил его жить при себе лишь потому, что хотел, чтобы его лошадь чистил не посторонний…
Письма говорили об обратном.
Он схватил со стола нож для бумаг и принялся спешно вскрывать нераспечатанные письма.
Они все были короткими.
Они все были о нём.
И они все были не подписаны.
***
Гасьярд принял Иррис сразу же, едва услышал, как слуга пытается доложить о её приходе. Он встал из-за стола, одёргивая жилет и поправив волосы, с улыбкой вышел навстречу гостье.
— Иррис! — он склонился к её руке и поцеловал трепетно и нежно. — Доброе утро! Признаться… я не ждал тебя так скоро. Проходи, присаживайся. Велеть слугам подать чай? Тебя не было на завтраке…
Он указал на кресло рукой, но она покачала головой, отказываясь от предложения и от чая. Прошла в глубину комнаты и остановилась у окна, глядя на утренний сад. Гасьярд следил за ней внимательным взглядом, пытаясь уловить на её лице ответ, с которым она пришла.
Где-то внутри появилось тянущее чувство тревоги.
Почему она пришла так поспешно? Неужели решилась?
Он вглядывался в её лицо, такое непривычно серьёзное. С ней что-то было не так. Не так, как всегда.
Сегодня она не казалась скромной или смущённой. Не прятала взгляд, как обычно. Губы были чуть ярче, и глаза, а вокруг неё он заметил сияние. Она словно светилась вся изнутри. И движения порывистые, нервные.
А ещё она была в красном платье, наверное, впервые за всё время её пребывания в доме Драго, не считая дня помолвки. Карминный шёлк обтягивал фигуру, делая её соблазнительной и желанной настолько, что Гасьярд старался сам прятать взгляд, чтобы не смотреть так откровенно на изгибы её тела.
И, помня её скромные наряды светлых оттенков, в которых она появлялась по утрам, он очень удивился такому выбору. Всё это вместе привело его в замешательство.
Неужели всё это ради него? А иначе зачем? Зачем приходить ранним утром такой нестерпимо желанной?
Он ощутил силу, идущую от неё, как, стоя у горной реки, ощущаешь ветер, рождённый несущейся водой. Это Поток. И сегодня он был особенно ярким. Он манил, заставляя голову кружиться, а ноздри трепетать, вызывая внутри странную жажду. Гасьярд знал, что такое прикоснуться к Потоку, и сейчас он очень этого хотел. Особенно когда она стояла так близко, даже не догадываясь, как сильно притягивает к себе.
— Ты приняла какое-то решение? — спросил он, чувствуя, что не может совладать с волнением.
— Нет, — она развернулась, — но я долго думала над этим и у меня есть вопросы. Поэтому я пришла. Я могу задать их тебе?
— Конечно! Спрашивай всё, что хочешь!
— Поклянись, что ты ответишь честно. Что не обманешь меня! — она стиснула пальцы, как будто нервничала, вот только взгляд был пронзительный и упрямый, и смотрела она ему в глаза слишком уж пристально.
Он поклялся вполне искренне. Заворожённый её сиянием, он поклялся бы в чём угодно.
— Твоё предложение… то, что ты говорил вчера. Я хочу знать, как всё будет. У нас будет такой же ритуал, как с Себастьяном? — спросила она серьёзно.
— Да, — он кивнул.
— И кто нас соединит? Заклинатель — ты, но, как я читала в книгах, нужно, чтобы это делал кто-то другой. Почему так?
— Могу и я. Но лучше, чтобы это сделал кто-то беспристрастный.
— Почему?
Гасьярд задумался на мгновенье, посмотрел на заваленный книгами стол и ему даже неудобно стало за этот беспорядок в кабинете. Знал бы, что она придёт сегодня, встретил бы её в гостиной. Надел бы другой жилет…
Он сдвинул книги к краю и ответил, осторожно подбирая слова, чтобы она поняла и чтобы не сказать лишнего: