Молодая женщина взяла наши чашки. Под красным платком из самой середины лба на нас смотрел единственный глаз. Девушка была смуглой и выглядела полнее женщины с трубкой. Она сказала, что её зовут Ниной. Кип тоже представился, а я назвалась Алисой. Причем это имя совсем не казалось мне чуждым, я даже подумала, что так вполне могло быть. В первые пару месяцев в поселении меня все называли племянницей Алисы, а мой дом так и остался для них Алисиным.
Нина показала нам картошку, два приваленных к стене мешка в половину моего роста каждый. Стоя на коленях над ведром воды, без левой руки я работала с удручающей неуклюжестью. У меня не получалось скрести картошку одной рукой, поэтому мы с Кипом разделили работу: я держала каждую картофелину, поворачивая как нужно, пока Кип скреб ее маленькой щеткой и затем промывал в ведре. Мы работали без остановки, и гора чистого белого картофеля становилась всё выше. Плотная еда и жар от огня разморили, и мне захотелось спать, но я получала удовольствие от того, что работа оказалась несложной и трудились мы вместе с Кипом, точно половинки одного целого.
Нина молча занималась своим делом, не приставая к нам с вопросами, которых мы страшились. Кухонный шум сглаживал чувство неловкости, какое обычно нагнетает принужденное молчание.
Первым подал голос Кип, спросив, что это за место. Нина взметнула бровь.
– А вы не знаете?
Мы покачали головами.
– Вы же не думали, что вся эта еда для меня и хозяйки? – засмеялась она.
Кип снова покачал головой.
– Но никого здесь больше нет и не похоже, что это гостиница.
– Нет, это не гостиница, где можно остановиться за плату. – Она вытерла руки о фартук. – Лучше посмотрите сами.
Выйдя из кухни, мы прошли за ней на задний двор. Над городом плыли ночные звуки.
Мы пересекли двор, у боковой стены Нина повернулась к нам и прижала палец ко рту, затем отворила дверь. За дверью оказалась комната как минимум в три раза больше, чем кухня, растянувшаяся на всю длину двора. Свечи уже догорели, лишь две еще отбрасывали последние блики. Вдоль одной стены выстроились в ряд койки и детские кроватки. Мы с Кипом прошлись вдоль ряда. Здесь спали дети, самые старшие выглядели лет на двенадцать, а самые маленькие – совсем малыши. Все они казались такими беззащитными во сне. Некоторые лежали на спине, открыв ротик, словно птенцы. В кроватке, возле которой я остановилась, лежала, свернувшись клубочком, девочка и сосала пальчик.
На каждом личике, что мы видели, горело клеймо.
Глава 14
Дверь в спальню отворилась, и вошла хозяйка, держа на руках спящего ребенка. Она положила малыша в кроватку у двери, бережно подоткнув одеяло. Затем она подошла к Нине, поджидавшей нас у другой двери, и кивком показала, чтобы мы следовали за ней. Во дворе она шепотом дала Нине какие-то указания, и та вернулась в спальню. Нас же кривоногая женщина снова привела на кухню.
– Так это сиротский приют? – спросил Кип, когда женщина стала мешать варево в больших горшках на костре.
Но ответила ему я:
– Они не сироты.
Женщина кивнула:
– Верно. Они дети-Омеги, чьи родители не нашли ничего лучшего для них. У нас здесь Дом содержания.
– А как они сюда попадают? – поинтересовался Кип.
– Бывает, что детей-Омег отправляют сразу в поселение, самое ближайшее к деревне. Порой Альфы поддерживают связь со своими близнецами и передают им своих детей-Омег на попечение, когда подходит время. Поэтому ребенка растит тетя или дядя. Но в наши дни Альфы всё чаще стараются держаться подальше от поселений, не желая знать своих близнецов и поддерживать с ними отношения. Да и поселения сейчас изгоняют с обжитых мест туда, где земля победнее. К тому же всё время растут налоги, и Омеги себя-то едва могут прокормить, не говоря уж о том, чтобы взять ребенка. Ну а Альфы… сами знаете, ни одна семья не станет держать такого ребенка до той поры, пока он смог бы сам о себе позаботиться. – Она осмотрела кухню, стопки вымытых чашек на полках. – Вот поэтому они приходят сюда.
– Альфы просто бросают их здесь?
– Это не самое плохое, парень. Они не могут рисковать здоровьем своих детей, поэтому вдобавок оставляют и деньги. И обычно неплохую сумму – так они хотят быть уверенными, что о детях тут позаботятся. А всё потому, что отношения с друзьями или родственниками-Омегами постепенно сходят на нет, и Альфам теперь не приходится рассчитывать на то, что те возьмут их детей. Годы засухи стали переломным моментом. Я всегда говорила, что голод быстрее всего сеет вражду между людьми. А теперь, учитывая все эти заявления Совета насчет заражения и раннего разделения близнецов, Альфы и не посмеют общаться с Омегами. Поэтому, когда приходит пора, им просто некому отдать своих детей. Только нам.
– Так дети остаются здесь насовсем? – спросила я.