Огненная проповедь

Примерно год спустя как-то днем мы собирали на реке дрова, тогда я и совершила роковую ошибку. Я шла следом за Заком, и вдруг возникло видение, всего лишь проблеск, на короткий миг заслонивший реальный мир. Я бросилась к брату и сбила его с ног за мгновение до того, как огромная ветка рухнула на тропинку. Это случилось инстинктивно, хотя заглушать такие порывы уже вошло в привычку. Позже я задумывалась, почему допустила ошибку: испугалась ли за его жизнь или просто устала всё время таиться. Так или иначе, Зака удалось спасти. Он лежал подо мной на тропинке, глядя, как массивный сук со скрипом обрывается, ломая по пути другие ветки, и падает на то место, где только что стоял сам. Я встретилась с ним взглядом и с удивлением обнаружила в его глазах облегчение.

– Он бы не причинил слишком сильные увечья, – произнесла я.

– Я знаю. – Он помог мне подняться и стряхнуть сухие листья с платья.

– Я увидела это, – я заговорила чересчур быстро. – В смысле, увидела, как сук начал падать.

– Тебе не нужно ничего объяснять, – остановил он. – И мне надо сказать тебе спасибо за то, что ты меня спасла.

Впервые за долгие годы он улыбался открытой, широкой улыбкой, как бывало только в детстве. Но я слишком хорошо знала своего брата, чтобы радоваться. Он настоял на том, чтобы вместе со своей нести и мою вязанку дров до самой деревни.

– Я в долгу перед тобой, – сказал он.

Несколько последующих недель большую часть времени мы проводили вместе, впрочем, как и обычно, только теперь в играх Зак вел себя не так грубо. Он поджидал меня, чтобы вместе идти к колодцу, а когда мы, сокращая путь, проходили через поле, предупреждал меня о зарослях крапивы. Он больше не дергал меня за волосы и не трогал мои вещи.

Теперь он знал, кто я, и это, по крайней мере, дало мне передышку от его каждодневных жестоких выходок. Однако его слов было недостаточно, чтобы нас разделили. Требовались доказательства – этому его научили годы отчаянных, но тщетных заверений, что с ним всё нормально. И он выжидал, когда я оступлюсь снова и выдам себя. Однако мне ещё почти год удавалось скрывать тайну. Между тем видения становились чаще и ярче, но я приучила себя не реагировать на них: не вскрикивать при вспышках взрыва, что озаряли мои ночи, не замечать образы далеких мест, неожиданно всплывающие перед мысленным взором. Я старалась держаться особняком. Всё больше гуляла одна, уходя вверх по течению настолько далеко, насколько уводило глубокое ущелье, пролегающее вдоль реки, где в зарослях таились заброшенные башни. Теперь, когда я выходила из дома, Зак не следовал за мной.

В сами башни я, конечно же, не осмеливалась заглянуть. Они остались от Старой Эры и были под запретом. В этих руинах покоился разрушенный некогда мир, и входить туда запрещалось не менее строго, чем хранить у себя любые реликвии прошлого. Ходили слухи, что некоторые отчаявшиеся Омеги лазали по руинам в надежде найти что-нибудь полезное. Но что могло сохраниться через столько столетий? Взрыв сровнял с землей многие города. Но даже если спустя века где-то и осталось что-нибудь, кто осмелился бы взять это, зная о наказании? Но больше, чем закон, пугали разговоры о том, что в руинах и прочих реликвиях таилась, словно осиные гнезда, радиация – невидимый глазу и смертельно опасный след прошлого. Потому если и упоминались те времена, то лишь шепотом, со страхом и отвращением.