Каждую ночь я просыпалась из-за снов, но сегодня, всякий раз, когда за дверью сменялся караул, мне грезились метательные ножи на поясе Дудочника. Кипу тоже не спалось — он напрягался каждый раз, когда доносились звуки из коридора или со двора у нас под окнами. Когда мы начали целоваться, наши поцелуи совсем не походили на тот, самый первый, совершенный в дымке усталости, или на нежные изыскания следующих недель и радости от новообретенной близости. Теперь мы торопились, опасаясь, что в любой момент все закончится. Ключ в замке, лезвие кинжала. Смерть казалась особенно жестокой сейчас, когда мы с Кипом только-только начали постигать друг друга. Потому что я не перецеловала всю его шею, потому что мне все еще в новинку было запускать пальцы в его шевелюру. «Не стоит горевать о таких мелочах, — твердила я себе, — если принимать во внимание все прожитые годы и то, что стоит на кону». Но в ту ночь они не казались мелочами, и я плакала не из-за страха перед ударом клинка, а боясь, что больше никогда не почувствую, как Кип касается меня, как его щетина трется о мое плечо.
А утром меня потребовал к себе Дудочник. Стражник так быстро вывел меня из комнаты, что мы с Кипом успели только переглянуться. Меня отконвоировали в зал заседаний, где собралась почти вся Ассамблея. Я разглядела Саймона и еще несколько знакомых лиц. Последнюю пару недель они пялились на меня издали, но не злобно, а с некоторым сочувствием. Теперь же вместо приветствия все замолкли. Даже Саймон не произнес ни слова, сложив на груди все три руки. Я не заметила Дудочника на его обычном месте за столиком у двери. Охранник провел меня до комнатки в другом конце зала. Мелкая ниша, не превышающая размерами чулан, но, судя по картам на стенах и какому-то системному беспорядку, Дудочник обустроил здесь свой кабинет. В углу лежал небрежно скатанный матрас, рядом — одеяло.
— Ты здесь спишь?
— Иногда.
Когда открылась дверь, Дудочник вскочил с табурета. Дал отмашку стражу, сам шагнул через комнату, чтобы закрыть дверь и, развернувшись, жестом велел мне сесть. Ножи так и свисали с его ремня.
— Ведь у кого-кого, а у тебя должна быть нормальная комната. — Я опустилась на табурет, не сводя глаз с матраса в углу. Было что-то трогательное в попытке Дудочника спешно его убрать. — Или хотя бы надлежащая кровать?
Он пожал плечами:
— В моем распоряжении несколько комнат наверху. Но я предпочитаю оставаться здесь — ближе к казармам, да и ко всему вот этому. — Он указал на беспорядок. Некоторые из карт были пришпилены к стене не кнопками, а метательными ножами, воткнутыми в украшавшие комнату богатые гобелены. — Да все равно. Это не важно.
— Хорошо, — пробурчала я.
Дудочник прислонился к двери. Я впервые почувствовала его нервозность и поняла: он вызвал меня сюда не для того, чтобы убить.
— Ты же вызвал меня сюда не про свои апартаменты поговорить?
— Нет, — ответил он, но продолжать не спешил.
— Тогда давай поговорим о моих. О том, что мы с Кипом по-прежнему сидим взаперти с охранником под дверью.
— И под окном, — спокойно уточнил Дудочник.
— Мне должно льстить такое повышенное внимание?
— Думаешь, вы с Кипом хотя бы с одним справитесь? — рассмеялся он, приподняв темную бровь.
— Мы вообще-то добрались сюда, — отрезала я.
Он нетерпеливо вздохнул.
— Охранники приставлены не затем, чтобы вы не сбежали.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить. Я вспомнила взгляды, которыми меня встретили в Ассамблее, и осознала, что они мне напомнили: так же на меня смотрели дети, когда я покидала родную деревню.
— Многим известно, кто мой близнец?
— Пока только членам Ассамблеи. Но не знаю, долго ли это продлится.
— Они желают моей смерти.
— Их можно понять. — В комнате больше не на что было сесть, поэтому Дудочник опустился на скатанный матрас и подался ко мне. — Льюис, мой старейший советник…
— Я знаю, кто такой Льюис. — Благообразный седобородый мужчина, лет пятидесяти, который несколько раз меня допрашивал.
— Его племянница, о которой он заботился с ее рождения, — одна из похищенных. Именно поэтому он так истово интересовался всеми, кого ты видела в резервуарах.
— Я разглядела совсем немногих. — Меня разозлила внезапная ответственность, которую на меня взвалили. — Он же не думает, что я видела всех до одного. Их было очень много.
— Именно, — мгновенно прошептал Дудочник. — Очень много. Заклейменных, похищенных, убитых. Все, кто сейчас в зале, потеряли близких людей из-за Реформатора. Весь Остров знает, что он нас ищет. Прислушайся к детским играм. Выходи играть, выходи играть…
— Он идет тебя забрать, — не задумываясь, закончила я. Эта считалочка постоянно доносилась с улиц и дворов, где собиралась ребятня.
Дудочник кивнул:
— Это они про него, про Реформатора. Есть и другие советники, продвигающие законопроекты против омег, Воительница, например, но подобных ему больше нет. Дети кричат по ночам, потому что видят его в кошмарах.