Я чуть не рассмеялась: Зак совсем не вязался у меня с человеком, о котором можно видеть кошмары. Зак, который плакал, когда обжегся о раскаленную сковороду. Зак, который спрятался за папиными ногами, когда через рыночную площадь повели быка. Но смех застрял у меня в горле. Откуда-то я знала, что природа детских страхов Зака и ужаса, который слышался в считалочке, одинакова. Одни произрастали из других.
Все, что я о нем помнила — как бережно он промывал мой ожог после клеймения, как плакал, когда умирал отец, — теперь было глубоко похоронено. Я верила во все хорошее в брате, но так же, годами сидя в камере, я верила, что снаружи есть небо. Я знала, что Зак сделал, потому что видела своими глазами неопровержимые доказательства: сталь и стекло резервуаров, кости на дне грота. Разве хоть кто-нибудь в силах понять ту нежность и страх, что двигали Реформатором? И совершенно точно никто не станет отрицать этого яростнее, чем он сам. Зак создал Реформатора. Что в нем сохранилось от того мальчика, который сжимал мою руку подле сарая, где умирала Алиса, и умолял помочь? В камерах сохранения я лелеяла веру в небеса и, оказавшись на свободе, поняла, что они меня ждали и ничуть не изменились. Но прячется ли под маской Реформатора тот самый испуганный мальчик, мой брат? И можно ли мне продолжать в него верить, не предавая тем самым Дудочника и Остров?
Я встретилась взглядом с Дудочником:
— Ты пытаешься найти причины, чтобы меня убить?
Он подался вперед и прошипел скороговоркой:
— Я хочу, чтобы ты аргументированно доказала, что тебе надо сохранить жизнь. Дай мне причины, которыми я смогу поделиться с Ассамблеей, Саймоном, Льюисом и другими, чтобы объяснить, почему ты до сих пор жива.
Опять на меня навалилась усталость. Казалось, будто я размываюсь, стачиваюсь, как каменный берег Острова под напором волн.
— Я думала, Остров — то место, где мы не должны доказывать свое право на существование.
— Не читай мне нотаций об Острове. Моя работа — его защищать.
— Но если ты меня убьешь или посадишь под замок, он станет другим. Просто еще одной камерой сохранения с видом на море. Ассамблея превратится в Синедрион. А ты — в Зака.
— Я несу ответственность перед людьми. — Он отвернулся.
— Но не передо мной.
— Ты одна. А их — множество.
— Я сказала Кипу то же самое. А он возразил, что все не так просто и это не вопрос математики.
— Ну еще бы. У него же нет моих обязанностей.
Я посмотрела мимо Дудочника на карты на стенах. На всех виднелись черные отметки, указывающие гарнизоны Синедриона и убежища, а также деревни, поселения и конспиративные дома — сеть Сопротивления, помогающая переправлять людей на Остров. Людей, которые полагались на Дудочника.
— Если такова твоя работа, почему ты все еще меня не убил?
— Хочу, чтобы ты изменила расклад. Дай мне повод сохранить тебе жизнь.
— Я поведала все, что знаю об Уиндхеме, об Исповеднице. Именно я предупредила вас о планах Зака поместить омег в резервуары, — спокойно произнесла я.
— Должно быть что-то еще. Например, о поисках Острова.
Я покачала головой:
— Разве это новость? Ты знаешь, что они его ищут, и знаешь, что найдут. Это всего лишь вопрос времени.
Он схватил меня за запястье:
— Тогда скажи, когда. Поделись подробностями.
Я высвободила руку:
— Мне нечего больше сказать. Я же говорила, мне недоступны конкретные даты или карты. Мои видения не пришпилишь к стене. Они расплывчаты: иногда я могу сказать, что грядет, иногда — нет.
— Но нас-то, Остров, ты отыскала. — Он помолчал и продолжил, понизив голос: — Как насчет того, что располагается дальше?
Я покачала головой:
— Ты о чем? Там же ничего нет. Весь мир находится на востоке.
— Мир, о котором мы знаем, но ведь не всегда было так. А вдруг там, западнее, что-то есть? Или даже на востоке, за мертвыми землями?
— Ты имеешь в виду Далекий край? Но это всего лишь легенда. Никто его не нашел, потому что нечего искать.
— Большинство людей с материка так же думают про Остров. — Дудочник выглядел вполне серьезно.
— Ты знаешь что-нибудь о Далеком крае? Отыскал те места?
— Нет, но надеюсь на твою помощь.
Он снял со стены карту и разложил ее на полу. Часть ее была мне знакома. Я узнала береговую линию, что мне показывала Исповедница и которая обозначалась и на других картах, что я видела на Острове. Я разглядела сам Остров — крошечную точку сантиметрах в семи западнее от побережья. Но эта карта отличалась от всех виденных ранее: материк на ней был в основном отрезан от правого края. За исключением береговой линии тут изображалось по большей части море. На карту были нанесены течения, рифы и пунктирные линии, изображающие маршруты, идущие далеко на запад от Острова.
Я посмотрела на Дудочника:
— Ты посылаешь корабли за запад. Ищешь Далекий край.
— Не я. По крайней мере, не я один. Это началось задолго до меня. Но да, мы пытаемся его отыскать уже около пяти лет. Сейчас два наших крупнейших корабля отправились в поисковую экспедицию. В следующее полнолуние будет месяц, как они отчалили.
— И ты действительно веришь, что они что-то обнаружат?