Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

— А теперь угостите-ка, братцы, кто табачком богатый, — попросил увешанный оружием детина, оборвав рассказ на самом интересном месте. Он приехал утром из-за хребта вместе со знаменитым Гавриилом Шевченко, — как видно, ординарец. Сам Шевченко, не задерживаясь, прошел в школу, в штаб, детина огляделся и подсел к партизанам, греющимся на раннем солнышке. Слово за слово — разговорились.

Угощать рассказчика не торопились. Табаку у партизан была хроническая нехватка. Подмешивали высушенные листья, сухой навоз. Известно, без хлеба еще можно потерпеть, без курева же — никак.

Помявшись, слушатели полезли за кисетами.

Кинув взгляд на тощие крестьянские кисеты, детина презрительно фыркнул:

— Бедно живете. Мои будем курить.

Щегольским жестом он вынул из кармана нарядную коробку городских папирос. Партизаны обомлели, не поверили глазам. Настоящие! Забыли уж, как и выглядят… Наслаждаясь произведенным эффектом, детина не спеша обнес всех. Последним робко взял папиросу мужичонка в собачьей шапке. Закурив, он от наслаждения закрыл глаза, сморщил личико и с чувством произнес:

— Совсем другой скус!

— М-да-а… — протянул детина, весь заволакиваясь дымом. — Так вот я, значит, вам не договорил. Подходим мы. Домище огромадный, до окошек не достать рукой. Света — ни в одном. Гаврила наш мигает мне: «А ну-ка, Митрий!» Дело понятное. Я сразу — маузер и — рукояткой в двери. Наши все сзади. Ждем… Слышу, наконец того, кто-то скребется. Открывают дверь — старушка, свечку держит. «Вам кого?» И загораживает. Ах ты, зараза! Спихнули мы ее культурненько, идем. Ага, тут столовая, тут кабинет… наконец того, спальня. Глядим, лежит почтенный господин, в жилетке, одна нога разутая, другая в сапоге. Нюхнули мы его — пьяным-пьянехонек. Ну, наш Гаврила не дурак: сразу ему к носу маузер. Чуешь, мол, чем пахнет!

— Гы-ы! — радостно взвыли двое или трое слушателей.

— Сразу протрезвел! Сел, жилетку на себе одернул. Гаврила приступает. «Хозяин?» — «Самый он». — «А денег, спрашивает, почему рабочим не даешь?» — Молчит, моргает. Гаврила огляделся. «Сейфа эта ваша? Ключи, пожалуйте». Порылся, достает. Открыли мы, братцы-ы, а там… — рассказчик выдержал торжественную паузу, — видимо-невидимо. Тыща на тыще лежит! Понятное дело, покидали все в мешок. Знал, сволочь, что с нашим Гаврилой лучше не связываться. Наш Гаврила самого атамана Калмыкова чуть не достал. Еще бы малость, и валялся бы атаманишка без головы…

Слушатели, бережно докуривая папиросы, с усмешкой прятали глаза. Отчаянность Шевченко была известна всем. Но в то же время за знаменитым командиром водились и грешки. Зря ординарец так уж распинался, нахваливая доблесть своего Шевченко!

— Что говорить! Гаврила — человек известный, — согласился партизан с подвязанной щекой. — Но только кому это в прошлом месяце под Шкотовом наклали в хвост и в гриву?

Порхнул смешок, слушатели замерли в ехидном ожидании. Самонадеянный Шевченко рискнул недавно совершить налет на сильный гарнизон станции Шкотово, нарвался на такой отпор, что вынужден был в беспорядке отступить.

Небрежным щелчком детина отшвырнул недокуренную папиросу.

— Наклали! Еще не родился человек, который накладет Гавриле. Болтаешь сам не знаешь что.

Дымящийся окурок папиросы так и притягивал. Добром швыряется, форсит!

— Так Шкотово вы взяли или нет? — с коварным простодушием осведомился партизан.

Нож в душу, вот чем был такой вопрос для ординарца!

— Ты это брось! Хаханьки строить? А где вы были. Почему не помогли?

В притворном ужасе партизан хлопнул себя по коленям.

— Помочь? Кому? Гавриле? Ты это о чем болтаешь парень? Смотри, услышит сам — греха не оберешься. Ты своего Гаврилу знаешь!

Ординарца словно дернуло — с таким испугом оглянулся он на окна школы, Партизаны прыснули. Ну, вышколил же их Гаврила!

Детина стал вызывающе оглядывать обидчика с головы до ног. Тот дружелюбно рассмеялся.

— Не кипятись, не кипятись. Но только я тебе вот что скажу. Богатеньких трясти большого ума не требуется. Воевать-то когда приметесь по-настоящему?

— Чья бы корова мычала! — возмутился ординарец. — Позакопались тут, отъелись. Гладкие, как боровы какие! А мы…

Пальцем в грудь партизан спокойно остановил взбеленившегося ординарца.

— А кто на побережье не пришел? Ждали вас, ждали. Нас там колошматят, а вы старух пугаете.

— У нас свой план. Понятно? Указчиков не надо! А то, я гляжу, у вас тут много расплодилось всяких… Всех не переслушаешь!

— Вот я и говорю: теперь маленько сократитесь. Из Владивостока вон народ прислали. Специально для таких, как вы. Лазо тут. Понял?

Детина усмехнулся.

— Погоди пужать. Ты еще нашего Гаврилу не знаешь.

На школьное крылечко вышла кореянка с гладко причесанной, как будто лакированной, головкой. Несколько корейцев, сидевших на корточках возле забора, разом поднялись. Кореянка принялась раздавать им пачечки бумаг — самодельную газету «Наша жизнь». Пряча бумаги глубоко за пазуху, корейцы отправились по своим деревням.

Детина небрежно продолжал:

— Ну, слышали мы про него, слыхали… Только верно ли про него говорят, вот о чем сказ…