Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

В настроении собравшихся чувствовалась робость вперемешку с любопытством. Каждого из приехавших здесь знали по фамилии, по подпольной кличке. Люди эти прошли суровую школу революционной борьбы. Они появились здесь как бы из другого, большого мира. Местные подмечали в гостях все: как сядет, как повернется и что скажет. Внимание привлекала личность Губельмана, поседевшего в тюрьмах и на каторге, вступившего в революцию еще в те годы, когда никто из местных и не помышлял брать в руки оружие. На Дальнем Востоке Дядя Володя считался старожилом. С владивостокским отрядом он выезжал на Забайкальский фронт громить Семенова, дрался на Гродековском фронте, чуть не погиб вместе с Сухановым. И вот этот легендарный человек сидит себе на подоконнике, ногой качает…

Присматриваясь к плотно набившимся в классную комнату партизанским командирам, Сергей Георгиевич безошибочно выделил Шевченко. Знаменитый партизан не стал вылезать в первый ряд, а поместился сзади всех, за спинами. На голове Шевченко брезентовая шляпа канадского стрелка с загнутыми полями, на руках перчатки. Нервничая, Шевченко то стаскивал их, то снова натягивал и громко щелкал кнопками. В нем заметно нарастало раздражение, вызванное тем, что с приехавшими, еще ничем себя здесь не проявившими, так «носятся» местные работники. Даже Ильюхов, которого он в общем-то уважал за спокойную и осмотрительную смелость. Опытный фронтовик, Шевченко знал цену настоящей храбрости, не показной, и он не понимал, с какой стати Ильюхов волнуется, словно молоденький прапорщик перед генеральским смотром. Подумаешь, городские! Ну, приехали, ну, поговорим…

Ильюхову, спросившему, каким временем он располагает для доклада, Шевченко бросил, не утерпев:

— Покороче. Чего болтать? Воду толочь — вода и будет.

— Нет, нет, — живо вмешался Лазо. — Наоборот, я попрошу подробнее. Как можно больше подробностей, деталей.

— Нас интересует, — добавил с подоконника Губельман, — бой под Перетино.

— А бой на побережье? — выкрикнул с места Саша Фадеев и тотчас смутился, покраснел. Игорь Сибирцев что-то сердито ему выговаривал.

Маленький Певзнер, перебиравший пальцами в своей роскошной бороде, насмешливо скосил на юношей глаза.

— А что? — проговорил Лазо, кивнув в сторону Фадеева. — Товарищ Булыга прав. В самом деле, прекрасный бой. И вообще, очень, очень грамотно воюете, товарищи!

Среди собравшихся возникло оживление. На Фадеева уже поглядывали с одобрением. Возникшая заминка помогла Ильюхову справиться с волнением, в начале он несколько раз заглянул в свои листочки, а затем разговорился и позабыл о записях.

Позицию для боя под Перетино продиктовала сама природа. После весеннего разлива Сучана осталось несколько стариц. Обмелевшие, а затем и высохшие, эти старицы выглядели, как окопы полного профиля. Фланги партизан надежно прикрывались грядой сопок и рекой Сучан. Опасаться обхода не приходилось.

— Не забудьте о резерве, — заинтересованно подсказал Лазо.

В резерве у партизан был оставлен корейский отряд. Он потом сыграл свою роль. Кроме того, на всякий случай в засаду в сопках засел отряд Глазкова.

— Вот, вот! — проговорил Лазо. Он слушал доклад с таким выражением, словно присутствовал на публичном экзамене своего любимого ученика.

Положение партизан осложнялось слабостью вооружения. Сражаться приходилось в основном винтовками и охотничьими ружьями. Противник же располагал двумя четырехорудийными батареями и шестью пулеметами.

— Нашу помощь вы успели получить? — спросил из-за стола Раев.

— Да, гранаты и патроны, — подтвердил Ильюхов. — Но мало, очень мало у нас, товарищи, винтовок! Если отвлечься, то скажу, мы сейчас можем создать целый корейский полк, тысячу добровольцев. Но беда — нет ни одной винтовки!

Со своего места Лазо поймал взгляд Саши Фадеева в оживленно зажестикулировал, показывая ему, чтобы он все записывал, ничего не пропускал.

К деревне Перетино противник приближался осторожно, опасаясь партизанских засад. Впереди ехала группа солдат верхом на лошадях. Партизанам удалось подпустить конных метров на сто. После первых же залпов почти в упор враг повернул коней. И тут в бой вступили главные силы белых. Вот когда пригодился резерв. Удар корейского отряда был настолько неожиданным и сильным, что враг не выдержал, побежал. Из окопов видно было, как панически носился на коне какой-то офицер, потрясая шашкой. От окончательного разгрома белогвардейцев спасли наступившая темнота и начавшийся проливной дождь.