Огненная вьюга

— Порядок вступления в партию — уставный. Нужно написать заявление, найти рекомендующих коммунистов и наша партийная организация без задержки рассмотрит ваши заявления. Для таких орлов, как вы с Корытовым, получить рекомендации в отряде не проблема. А дальше… вернемся на Красноказарменную и официально оформим через политотдел ваше вступление в большевистские ряды.

Затем завязался общий разговор. Обсудили военное положение в Европе, вспомнили Бородинскую битву 1812 года и недавнее сражение на Бородинском поле. Кто-то попросил рассказать об Иване Сусанине.

Выполнив эту просьбу, Огнивцев сказал:

— Вы замечаете, друзья, как много общего у нашего народа, бойцов Красной Армии с нашими героическими предками? Будем же достойны их славы, впишем новые славные страницы в историю своего Отечества!

Бурные аплодисменты, каких никогда не слышали стены этого крестьянского дома, не умолкали несколько минут.

— На этом закончим, товарищи, — встал капитан Шевченко. — Нет возражений?

…Разошелся личный состав на отдых, остались в комнате командир, комиссар и начальник штаба.

— Мне кажется, не очень организованно прошло собрание, — заметил старший лейтенант Ергин, с усилием открывая форточку. — Не было в нем какого-то единого стержня, что ли. Винегрет какой-то…

— Не будь занудой, энша, — бодро откликнулся капитан Шевченко. — Я считаю, все было, как надо. А ты как думаешь, комиссар?

Огнивцев только улыбнулся в ответ.

— Всем отдыхать! — приказным тоном завершил разговор командир отряда. — Завтра «рабочий день»…

«Рабочий день! Хорошо сказано, — подумал комиссар. — Да, война — это неимоверно тяжкий, в крови и поте лица труд и только через него можно прийти к победе».

23. СТЫЧКА С КОМАНДИРОМ

Еще до сообщения Совинформбюро о поражении немецких войск на подступах к Москве командование отряда было информировано штабом фронта о том, что 6 декабря 30-я армия, усиленная сибирскими и уральскими дивизиями, прорвала оборону врага севернее Клина и, развивая успех, вышла к его подступам. Немецко-фашистские войска на этом участке оказались в полуокружении и вынуждены были отступать, ведя тяжелые бои. Для маневра резервами, подвоза боеприпасов и горючего у врага остались дороги Клин — Новопетровское на юг и Клин — Высоковск — Теряево — на запад. Вторая после сильных снегопадов стала труднопроходимой для колесных машин. К тому же на ней активно действовали волоколамские партизаны. В связи с этим шоссе Клин — Новопетровское стало главной транспортной артерией противника.

Отряд находился в лесу всего в шести километрах от этой магистрали. По шоссе почти сплошным потоком шли машины, тащились повозки. Лишь на короткое время ночью движение здесь затихало.

На север в район Клина двигались танки, тягачи с прицепленными к ним артиллерийскими орудиями, грузовые машины с пехотой. А на юг понуро ползли покореженные автомобили и сани с ранеными и награбленным добром. Их сопровождали укутанные в разное тряпье солдаты. Многие из них уныло шагали рядом с заиндевевшими лошадьми, загребая снег разномастной, самой фантастической обувью.

В санитарных машинах везли раненых офицеров со свежими следами крови на бинтах, подавленных, злых, обескураженных провалом наступления и вдобавок беспорядком на шоссе, где начисто отсутствовала служба регулирования. Машины на подъемах то и дело буксовали, возникали заторы, беспорядочная толчея, неразбериха. Да, такого хаоса никогда не видели на военных дорогах офицеры вермахта, мечтавшие еще неделю тому назад о победном параде на Красной площади в Москве.

Огнивцев считал, что было бы рационально перекрыть эту магистраль хорошим завалом, создать на ней добрую пробку и хорошенько потрепать оккупантов. Он неоднократно говорил об этом Шевченко. Однако тот или отмалчивался, или отделывался неопределенными отговорками.

Наконец комиссар, как-то оставшись наедине с командиром, решил объясниться с ним начистоту.

— Что мы сидим сложа руки, Александр Иосифович, чего ждем? Почему не используем благоприятную обстановку для устройства засады на шоссе? Штаб фронта не простит нам эту пассивность, — горячо говорил Огнивцев. — Надо помешать врагу в переброске резервов на передний край и добивать отползающих гадов.

Капитан Шевченко давно не видел своего комиссара и друга в столь возбужденном состоянии. Но командир хотел иметь рядом с собой единомышленника, не бездумного исполнителя. К тому же он знал, как важно дать взволнованному собеседнику высказаться до конца, чтобы глубже узнать ход его мыслей, полнее понять сущность доводов.

Поэтому он сдержал вспыхнувшее раздражение и подчеркнуто спокойно, словно думая вслух, сказал:

— Да, перекрыть магистраль было бы здорово. Это все равно что зажать противнику глотку…

— В чем же дело?

— А в том, что сил у нас мало и боеприпасы на исходе. Наделаем треску-звону… Противнику наш слабый удар будет как слону дробина. А отряд погубим… Я, понимаешь, Ваня, никак не могу простить себе гибели Васильева и его бойцов. Упились успехом, увлеклись сбором штабных документов, трофеев… Вот и…