Огненная земля

Задуманный план штурма Керченского полуострова был рискованным и трудным. Войска подтягивались к побережью, и, конечно, нельзя было скрыть передвижения крупных соединений пехоты, автобронечастей, переброски артиллерийских парков, складов боеприпасов, амуниции, продовольственных баз; нельзя было не заметить сосредоточения плавучих средств с Черного и Азовского морей. И задача командования состояла не в том, чтобы скрыть факт сосредоточения войск и материалов, а в том, чтобы не дать противнику разгадать направление главного удара. Пусть противник думает, что под угрозой нападения находится все побережье Крыма, пусть распыляет внимание и средства. Разведка доносит, что враг поспешно укрепляет Феодосию, Судак, Алушту и даже Ялту и Евпаторию.

Для прыжка на Крым удобным, естественным трамплином была песчаная коса Чушка, близко подходившая к Керченскому полуострову. Коса Чушка тянулась на восемнадцать километров, являясь как бы насыпью недостроенного моста через Керченский пролив. Немцы ожидали отсюда нападения и укрепляли противоположные берега, лежавшие у подножия отрогов горного кряжа, запиравшего пути с моря в глубину Керченского полуострова. Чушка на всем протяжении простреливалась германской артиллерией.

На этой узкой и плоской песчаной полосе, обмываемой двумя морями, должны были сосредоточиться советские дивизии со всей техникой. На косе нельзя было оборудовать причалы, скрытые от огня и наблюдения, нельзя было выкопать укрытия и артиллерийские позиции: на глубине пятидесяти сантиметров появлялась вода.

Ночь тоже не помогала: лучи прожекторов достигали причалов, и батареи противника могли даже ночью вести прицельный огонь.

И все же Чушка оставалась единственно удобным пунктом для нанесения главного удара.

Отвлечь внимание противника, обмануть его, заставить броситься к другому месту, а в это время высадить с Чушки стратегический десант — такие задачи ставились перед десантом демонстративным, тактическим. Подтянутые к станице Таманской группировка войск и части флота и должны были провести этот тактический десант.

Подготовка проводилась так, что все считали это направление главным. Никто, в том числе и старшие офицеры десантных войск, не знал подлинных замыслов командования. Противник, почувствовав угрозу с Тамани, начал перетаскивать на участок южнее Керчи артиллерию, прожекторные установки, солдат. Приходилось спешить.

Если немцы отобьют атаку, не позволят высадиться Гладышеву и Букрееву, задуманная операция может потерпеть неудачу.

Командующий говорил об этом с Мещеряковым, нервно поглаживая рыжеватые с проседью усики.

— Я не считаю нужным слишком засекречиваться перед своими доверенными офицерами, если дело касается их жизни и смерти. Но здесь нужно на время поступиться этим принципом. Никто не должен знать общую стратегическую задачу. Пусть каждый будет уверен, что ему нужно вцепиться в берег и держаться, пока не подоспеет вся армия. Скажи офицерам — попадет к рядовым, а там просочится к населению, а там и к тем шпионам, что оставлены врагами.

— Я согласен с вами, — сказал Мещеряков.

— Когда мы высадим главные силы северо-восточнее Керчи, тогда только пусть они узнают о значении своего подвига… Таково же мнение маршала.

Генерал посмотрел в окно машины усталым и задумчивым взглядом.

Машина подходила к окраине Тамани.

Красноармейцы контрольно-пропускного пункта, заметив командующего, вытянулись во фронт, откозыряли. Генерал нехотя поднял морщинистую руку к голове, но вдруг оживился, обернулся назад.

— Узнали кого-нибудь? — спросил Мещеряков.

— По-моему, ребята из моей двадцать пятой Чапаевской. Я их, пострелов, всех в лицо знал. Как дрались! Чудесный народ… — Генерал откинулся на сиденье, обратился к Мещерякову: — Прошу довести до сведения и сознания всех матросов и офицеров десанта: храбрецы, наиболее отличившиеся при форсировании пролива, будут представлены к званию Героев и награждению орденами…

В городе машины рассредоточились и пошли к назначенному месту неодновременно.

Командующий взглянул на часы.

— Мы потеряем лишних полчаса, — сказал генерал, словно извиняясь. — Я хочу проехать к памятнику запорожцам.

Машина повернула в боковую улицу.

— При обороне Одессы интерес к истории города принес большую пользу, — сказал командующий. — Это помогало в беседах с людьми… Помогало, так сказать, «обратить взор». Севастополь был для меня действительно священным русским городом. Я не мог без волнения ходить по Малахову кургану, по тем местам, где ходили Нахимов, Корнилов, Истомин… А памятник погибшим кораблям наполнял мою душу трепетом. Как тяжело, помню, я расставался с Севастополем! Мне казалось, что почетнее умереть на каком-либо бастионе, подобно севастопольским адмиралам. Но приказ и чувство долга были выше. И все же день оставления города был самым тяжелым днем моей жизни…

Машина буксовала на рыхлом подъеме, размятом гусеничными тягачами и танками. Автомобиль рычал и повизгивал.

С пригорка свалилась гурьба мальчишек и наперегонки понеслась к машине.