Огненная земля

Дым от горевшей невдалеке скирды полз по траншее ленивыми клубами. Вот открылись чьи-то ноги, обутые в желтые ботинки и обмотки, забрызганные ржавыми пятнами глины; это был пулеметчик Брызгалов. Он что-то жевал, продолжая выжидательно глядеть вперед, где возле пулемета лежал Шулик. Немецкие саперные лопатки с приметными, новенькими черенками торчали в стенке окопа, и на них висели плащ-палатки, еще мокрые после ночной переправы. Сизый побег ползучей травы шпарыша, напоминавший арбузную огудину, опускался сверху, втоптанный в сырую глину глубоким следом кованого немецкого сапога.

Сняв фуражку, Батраков провел ладонью по вспотевшим волосам. Горбань вытащил из кармана зеркальце, протянул ему. Батраков взял зеркальце и увидел в нем свою вымазанную щеку с характерным провалом — худобой от скулы, голубой ободок расширенного зрачка и прожилки по белку. «Какие-то плохие глаза, — подумал Батраков, — и сам как черт грязный. Утереться? Кажется, был платок, если только не потерял в суматохе». Батраков вытащил из кармана аккуратно заглаженный «восьмеркой» и даже надушенный носовой платок. Свои «холостяцкие» платки Батраков обычно втихомолку стирал сам, прямо под краном, надеясь больше на свои кулаки, чем на горячую воду и мыло. Кто же постарался незаметно сунуть ему такой «легкомысленный» платок? Конечно, Татьяна. Она приходила к ним в хату, шепталась с Горбанем, разогревала паровой утюг… Батраков встряхнул платком и быстро окунул в него лицо. Сразу вместе со свежестью и чистотой ткани как бы возникли знакомые запахи магнолии.

Моторист с подбитого катера, огромный и неуклюжий парень, занимавший окопчик за Горбанем, вдруг сполз на дно траншеи и, уткнувшись головой в стенку, застонал. Моторист вел себя не совсем так, как нужно: все высовывался из-за прикрытия, балагурил. И вот, кажется, подцепила пуля. Он прижал к боку руку, и сквозь крупные пальцы, вымазанные тавотом, проступила кровь.

— Сашка, помоги!

Горбань бросился к раненому, бранчливо, но очень ловко перевернул его на спину, стащил кожаную куртку и, закатав поверх смуглого его живота тельняшку, принялся окручивать сразу же окровянившееся тело тонкой полоской розоватой марли.

Вскоре появилась сестра, девушка с круглыми, как у куклы, глазами и рыжими завитками волос, упавшими на воротник. Батраков знал эту девушку из пулеметной роты Степняка, прикомандированную к ним из бригады Потапова после новороссийских боев.

— Алло! Алло! Я у телефона! — неожиданно, с веселым девичьим озорством крикнула она, размахивая санитарной сумкой, чтобы разогнать дым. — А, вот, голубчик… Ай, ай, ай, какая неосторожность!

Девушка отстранила плечом Горбаня, вставшего с перепачканными кровью руками, и наклонилась над раненым. Заботливо взяла она в обе руки голову моряка, прижала к себе:

— Ничего, ничего, кудрявый… — и ловко принялась за перевязку.

Бой разгорался левее, там, где был стык с армейской пехотой.

Ухающие, тяжелые звуки летели оттуда. Батраков физически реально ощущал эти звуки, точно в стык вбивали и вбивали костыли каким-то чудовищным паровым молотом. Такого молота и на Кировском заводе у них не было. Оттуда неслось: ух-ух-ух. Земля тряслась, и чувствовалось это всем — грудью, коленями, локтями.

Высокий гвардеец в одной фланелевке, с широкими плечами и тонкой, как у горца, талией, бежал по траншее, почти не пригибаясь. Он высматривал человека с красным околышем на фуражке. Наконец он нашел комиссара среди всех этих одинаково закопченных людей.

— Ворвались немцы, товарищ комиссар! — выпалил он, сдерживая порывистое дыхание. — От лейтенанта Курилова! Товарищ лейтенант просит подмогу…

Батраков понял, что там плохо. Курилов не стал бы напрасно просить поддержки. Но чем помочь? Снимать отсюда людей нельзя: атака готовилась по всему фронту.

— Цибин там?

— Старший лейтенант Цибин ранен, товарищ комиссар.

— Ранен?

— Во время контратаки. Ранен и лежит впереди…

— Где впереди? Ты что-то путаешь, брат.

— Впереди лежит, раненный. Кажется, в ноги. Не подползти…

— Погоди… — Батраков все ближе и ближе притягивал к себе связного. Глаза его стали сразу холодными и безжалостными. — Передай лейтенанту Курилову, чтобы принял пока автоматчиков Цибина, и скажи ему: отходить некуда. Если продержится, придет поддержка. Не продержится… Не нужна нам, понимаешь, не нужна нам будет тогда поддержка. Ничего не нужно. Понял? Передай лейтенанту: Букреев подойдет с Тамани.

— Капитан Букреев? — Моряк облизнул пересохшие губы, и лицо его стало сразу другим, словно вымытым. — А разве их…

— Что?

— Не потопили?

— Букреев подойдет с Тамани. Обязательно подойдет, — как бы убеждая самого себя, повторил Батраков. — План такой… Иди с ним, Саша. Если там будет совсем того… прибежишь тогда. Сам тогда пойду. Ну, айда, ребята!

Горбань и гвардеец ушли.

Девушка, перевязавшая раненого моториста, приподняла его, помогла ухватить себя за шею. Она нагнулась, и рука моряка прихватила ее волосы на затылке. Она пыталась осторожным поворотом головы высвободить их.