Огненная земля

У противника на всхолмках горели костры. Вместе с туманом покачивался слоистый дымок, и сейчас казались глубоко мирными все эти картины приморья. Обрывки обветшалых сетей с прилипшей чешуей завернулись вокруг редких стеблей бурьяна; невидимый в мороке, бакланил морской ворон, и приятен был его резкий, отрывистый крик.

Бронекатер Шалунова еле угадывался между остовами «охотников», вынесенных штормами к отмелям. Погибшие корабли были тщательно выпотрошены моряками, и последнее время оттуда таскали щепки для печурок.

Под склоном берега два моряка, стоя на коленях, рыли могилу в мокром песке. Моряки трудились медленно, для сохранения сил часто отдыхали, присаживаясь на лопаты. Возле них лежал выброшенный морем труп матроса в кожаных брюках и бушлате.

Над берегом, с автоматом наготове, не обращая внимания на волны, захлестывавшие его по колена, крался Манжула. Так хороший охотник выслеживает дичь. Манжула умел также слышать крик баклана, и желание угостить хотя бы этой дурно пахнущей птицей своего командира, может быть, и заставило его брести к прибою. Последние дни Манжула и Горбань отдавали все свое время поискам пищи для своих командиров.

Букреев хотел уже окликнуть ординарца, но тот бросился вперед, разбрызгивая воду, и пропал в тумане. Вскоре с той стороны, куда он исчез, донеслись короткая очередь автомата, крики и брань. Букреев, выхватив пистолет, побежал на помощь ординарцу.

Манжула, то спрыгивая, то наскакивая, размахивая прикладом, дрался с двумя неизвестными людьми. Один из них, очевидно только что раненный им, получив отмашный удар прикладом, зашатался и упал, раскинув руки. Пальцы его несколько раз конвульсивно сжались, разжались — и застыли.

Второй, сшибленный кулаком ординарца, подняться не мог, так как на нем верхом сидел Манжула и крутил на спине руки.

Уткнувшись лицом в песок, рыча и отплевываясь, человек пытался вырваться. На шее вздулись жилы, лицо густо налилось кровью.

— Не уйдешь! — бормотал Манжула, сдавливая пленника коленями и упираясь в его спину локтями. — Не уйдешь!

— Пусти! — рычал тот. — Пусти! Шестерка проклятая!

— Шестерка?

Манжула крепче стиснул его и с размаху ударил кулаком по затылку.

Снова выплеснулись грубые ругательства и какой-то хрипящий клекот.

На выстрелы прибежали пулеметчики крайней точки, и среди них возбужденный Шулик с гранатой в руках и в бескозырке, отброшенной на затылок.

— Манжула! Те самые? — крикнул Шулик.

Заметив комбата, Манжула встал, но не отпускал ногами лежавшего человека.

— Что вы делаете, Манжула?

— Те самые, товарищ капитан, что я говорил, — прерывающимся голосом ответил ординарец и опустил свои побитые до крови руки. — Я за ними третьи сутки слежу. Позавчера не мог опознать, утекли по яру… Хотели на бочке-перерезе уходить. А сегодня по туману хотели тикать на нашем тузике…

Тузик подбивало волной. В лодке виднелись вещевой мешок, чайник, доски, обструганные под весла, кастрюля, вероятно прихваченная для выкачки воды, винтовка, автомат, несколько патронных дисков в чехлах.

Возле лодки орудовал Шулик, выбрасывая оттуда все эти предметы. Диски перекинул в ладонях.

— Краденые, товарищ капитан! — возмущенно выпалил он, подбежав к Букрееву. — Вот метины чужие! Сами тикали, да еще других обобрали.

— Ты хотел бежать? — спросил Букреев.

Связанный перемялся с ноги на ногу и отвел глаза в сторону.

— Отвечай командиру батальона! — пригрозил Шулик.

Пулеметчики, собравшиеся вокруг, зашумели. Ни в одном лице Букреев не нашел сожаления.

— Ты решил предать своих друзей?

— Все равно побьют…

— И потому решил бежать?

— Все равно побьют! — с озлобленным раздражением, не поднимая глаз, повторил он.

— Перед десантом ты давал клятву?

— Давал.

— Присягу принимал?

— Как полагается… Принимал.

— А если каждый из нас так поступит? Ты знаешь, что делают с такими, как ты?

— Деваться некуда… Что тут, что там… — Связанный рванулся вперед, закричал: — Вы тут за орденами сидите, а мы!..

— Разрешите, товарищ капитан! — горячо запросился Шулик. — Я его срежу по уху за такие слова. Ах ты, ряшка!

— А пошли вы… Развяжите! Развяжите!

Букреев вгляделся в лица окружавших его людей и прочитал приговор.

— Убить его, как собаку! — крикнул Шулик.

И его поддержали остальные.

Человек упал и натужно пополз к Букрееву, оставляя в песке колею.

Он полз и как будто тихо повизгивал. На губах его, растресканных и обветренных, появилась кровь, в глазах был ужас, такой ужас, что Букреев не мог смотреть на него. Еще немного, и он не в состоянии будет проявить ту твердость духа, которая сейчас от него требуется.

— Манжула!

— Я слушаю вас, товарищ капитан.

Сдерживая свое волнение огромным напряжением воли, Букреев сказал:

— Манжула, исполняйте приговор…

Он видел, как полились слезы из глаз осужденного, как, всхлипывая, он поднялся на ноги и, повинуясь Манжуле, покорно повернулся лицом к морю.

Букреев отошел в сторону, но заметил, как Шулик зло ударил осужденного кулаком, и услышал голос Манжулы: «Не тронь, Шулик».