Опять, как больные зубы, донимала мысль о неизвестном сильном колдуне, что преследует его, лишая возможности пополнить запас сил. Если этот колдун пытается добыть седьмую гиперборейскую скрижаль, то дела его плохи, наверное, более плохи, чем у самого Гунналуга, хотя тот и сумел его обессилить. Вороны со стальными клювами и такими же когтями не зря были гордостью своего создателя. Сослужили они свою службу и в этот раз, и сослужили хорошо. Жалко, конечно, что вороны не сумели принести маленького уродца Извечу, чтобы Гунналуг сначала слегка поджарил его над очагом, а потом допросил бы и добился подтверждения того, что и сам уже, кажется, понял. Но они принесли главное – его мешок. Тогда Гунналуг в нетерпении вытряхнул все содержимое на крышу башни, где встретил воронов. Он ожидал увидеть среди содержимого точно такую же, как остальные скрижали, книгу в половину размера фолианта, но ничего подобного на глаза не попалось, и первоначально это было сильным и несправедливым ударом. Гунналуг считал, что ошибиться он не мог. Он точно чувствовал нити, связывающие уродца Извечу с седьмой скрижалью. И подтверждением тому послужила короткая искра испуга в глазах Всеведы. Гунналуг специально эту искру вызывал и ждал ее появления. И она промелькнула, и ошибки в этом не было. Что это могло значить? Это могло значить только одно – Всеведа дала спрятать книгу маленькому уродцу. И книга была в мешке. И Извеча берег ее по велению Всеведы. Тогда почему гиперборейской скрижали там не оказалось? А почему, собственно, не оказалось? Кто будет так утверждать? Всеведа, пусть и не обладает умением Гунналуга, все же тоже на что-то способна. Она вполне могла наложить заклинание на седьмую скрижаль и дать ей совсем иной внешний вид. Это делается достаточно просто, и сам Гунналуг такое тоже умеет. По большому счету это то же самое, что оборотничество. А что Всеведа умеет делать из людей зверей и, конечно, владеет обратным процессом, колдун уже убедился, когда на его глазах старшая дочь славянской ведуньи стала молодой волчицей. То же самое Всеведа могла сделать и с книгой, зная, ради чего приплыл колдун к высокому берегу, на котором стоял Куделькин острог. А знать это она могла. Могла просто почувствовать. И приняла естественную с ее стороны меру предосторожности.
Если дело обстоит именно так, то Гунналугу следовало просто разобраться со всем содержимым мешка Извечи и вычислить скрижаль среди всего остального. А если дело обстояло не так, зачем было маленькому глупому уродцу так беречь свой мешок, словно он наполнен серебром. Не было там внешне дорогих вещей, которые следовало бы беречь…
Гунналуг тщательно осмотрел все содержимое принесенного воронами мешка. И интерес вызвала только одна деревянная дощечка, по форме и по размеру как раз подходящая. Колдун с этой дощечкой даже спустился в свою комнату, чтобы сравнить. И убедился, что размеры дощечки совпадают с размерами каждой из шести гиперборейских скрижалей. Правда, она была в два раза толще самой толстой из книг, но ведь в седьмой скрижали собрана мудрость всех шести предыдущих, и в дополнение даны завершающие наставления, без которых многие из ранее оговоренных процессов остаются незавершенными или неустойчивыми. Седьмая скрижаль и должна быть намного толще каждой из шести первых. Это и магический огненный треугольник показывал, когда Гунналуг видел в нем Извечу читающим скрижаль.
Колдун принес с крыши все содержимое мешка и перебрал в руках еще раз. Больше там не было ничего, что напоминало бы книгу. Кроме того, каждая из вещей имела свое утилитарное предназначение. А дощечка единственная из всего содержимого такого предназначения не имела. Следовательно, не было никакой надобности маленькому уродцу таскать на своем слабом плече такую тяжесть, если бы он не знал ее ценность. А для маленького человечка дощечка была настоящей ценностью.