Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда

Гунналуг лежал на полу своей комнаты в черной башне на медвежьей шкуре. Медвежья шкура, пусть и плохо выделанная, пусть и слегка хрустящая, все равно грела лучше любой одежды. Грела даже тогда, когда ничем сверху не укрываешься. Но ему и укрываться не хотелось. Ему не хотелось даже греться, и было бы безразлично, если бы он замерз. Полностью замерз. В хрупкую хрустящую ледышку превратился. Ему все было безразлично…

Состояние, когда жить не хочется, когда жить не интересно, когда, попросту говоря, тошно жить, впервые посетило его.

Неудачи, случалось, бывали у колдуна и прежде, особенно в молодости, когда только начал самостоятельно, без контроля и помощи учителя, которого он после ссоры просто изгнал из своего дома, заниматься своим делом. Но после каждой неудачи, как он знал, требуется только укрыться в уединенном месте, затаиться и начать накапливать силы, чтобы потом восстать из пепла, когда уже никто не ждет этого. И одним этим удивить и утвердить свое могущество, которое тогда только приобреталось и накапливалось. Период накопления силы бывал, как правило, непродолжительным. Самое большее, что прежде требовалось Гунналугу на подпитку – это сутки, и через сутки он становился уже сильнее прежнего. И потому потеря магической энергетики никогда его раньше не беспокоила.

Сейчас все шло иначе, если не сказать, что не шло, а попросту катилось под гору кувырком, без выбора пути. Так катилось, что голова шла кругом и собирала от ударов обо все встречное множество болезненных шишек. Сейчас Гунналуг метался мыслями, бросался из одной крайности в другую, секундная радость сменялась длительным отчаянием, и эти перепады его самого изматывали и доводили до еще большего отчаяния. А самое неприятное состояло в том, что он подпитаться не мог, как ни старался. Это тоже утомляло, раздражало и лишало уверенного спокойствия, так необходимого для самого процесса подпитки. Он уже дважды или даже трижды, сам запутался в счете, выходил на крышу черной башни. И в ночное время пробовал и читал отдельное заклинание Владычице Луне и в дневное время с заклинанием, обращенным к Божественному Солнцу, – ничего не помогало, и магические силы не желали входить в его тело, словно невидимый колпак накрыл плотно и ограждал его от неба и не давал возможности сделать самое для себя необходимое. Создание последнего шторма истощило его до изнеможения. Хотя временами Гунналугу казалось, что все получается и расставленные чашечками ладони начинает покалывать сильно. Значит, энергия вокруг него была, она шла, но потом оказывалось, что силы проходят сквозь ладонь, а не стекают с них через руки в тело. Так бывает у обычных людей, не обученных управлению внешними энергиями. И колдуну никак не удавалось сосредоточиться на получении этой энергии. А сосредоточение всегда являлось важным элементом подпитки. Без сосредоточения нельзя закрыть каналы в ногах и, заполняя их, упускаешь энергию в землю. Может быть, энергия через тело и проходила, как она проходит всегда через тела всех обыкновенных людей, не занимающихся колдовством. Она через них проходит и мало что оставляет в теле. И только закрытые каналы в ногах позволяли заставить энергию наполнять тело магической силой, как вода наполняет флягу, до тех пор, пока она не начнет перетекать через голову из «колодца», находящегося в темени. Каналы утечки закрываются сосредоточением. А у Гунналуга это никак не получалось. Мысли истерично метались и путались. Когда следовало ощупать единственную мысль в голове и держать только ее одну, не допуская проникновения посторонних мыслей, не допуская столпотворения, толкотни и беспорядка, что обычно творится в головах простых людей, Гунналугу что-то мешало. И мешало не извне, а изнутри, мешали другие мысли, с которыми он боролся, пытаясь отдалить их от себя, но победить не мог, и они находили множественные щели в его защите и проникали в голову.

И от этого, от своего бессилия, ему попросту не хотелось жить, потому что жизнь уже теряла всякий смысл. А зачем жить, если в жизни смысла нет? Не умел Гунналуг так жить.