Огненное лето

— Я ничего не узнаю, — рыдала Розмари, закрыв лицо руками. — Даже не помню… не могу вспомнить своего имени.

— Вас зовут Розмари, — тихо подсказала медсестра. — А это ваше любимое место, где вы обычно отдыхаете в кресле-качалке. Сейчас вы тоже сидите в этом кресле.

Розмари подняла голову и, прекратив рыдать, жестко сказала:

— Я ненавижу это место!

— Нет, — спокойно возразила медсестра. — Вы любите его.

— Это не мой дом! И вас я тоже не знаю! Уходите отсюда!

Ной глубоко вздохнул и сделал шаг вперед.

— Хорошо, Дженнин, — сказал он медсестре. — Идите домой. Я сам уложу мадам Розмари спать.

Сестра неохотно кивнула и с благодарностью посмотрела на Ноя:

— Я все же подожду вас у двери спальной.

Ной сел на кресло рядом с женщиной, которая заменила ему мать.

— Розмари, это я. Ваш сын Ной.

Розмари чуть сощурила глаза и посмотрела на него.

— Нет.

— Да. Вы вырастили и воспитали меня. Разве не помните, как угощали меня каждое воскресенье сливочным мороженым? А я часами просиживал в саду только потому, что хотел быть рядом с вами. Помните, как однажды я оборвал все лепестки с роз, думая, что это сорняки? Ох, как вы тогда рассердились!

— Но я же тебя тогда не ударила.

— Нет. Вы вообще никогда меня не били. Но умели запугать до полусмерти одним своим взглядом.

— Запугать такого огромного и сильного мужчину? Это не под силу никому в мире.

— Однако у вас это очень неплохо получалось! Поверьте, Розмари, в минуту гнева вы можете легко напугать кого угодно!

Розмари рассмеялась. Ной взял ее руку:

— Вы дома, Розмари. Поверьте — это так! И здесь все стараются заботиться о вас.

— В это трудно поверить… — прошептала старая женщина. — Я чувствую себя совсем потерянной… Одинокой… И мне… страшно…

— Не ошибусь, что именно поэтому вы постоянно раздражаетесь. С такими настроениями иначе и не может быть!

— Я чувствую себя униженной, — продолжала шептать Розмари. — Это убивает меня… По-настоящему убивает.

Несколько минут они сидели молча, откинувшись на спинки своих кресел. Казалось, сама ночь заботливо окутывала их своей мягкой темнотой. Издали доносился шелест волн прилива. Этот звук был неотделим от образа маленького городка Сан-Рейо. Так же, как соленый ночной воздух…

— Я устала, — неожиданно сказала Розмари. — Очень, очень устала. И хотела бы поскорее лечь в постель.

Ной заметил, что даже ее голос звучал тускло. Он встал и помог ей подняться.

— Все будет хорошо, Розмари, — пообещал он, хотя сам вряд ли верил в это.

Чтобы проводить Розмари в дом на второй этаж в спальню, Ною понадобилось не больше десяти минут. Он постоял некоторое время у двери, ожидая, когда щелкнет запираемый медсестрой изнутри замок. Эта неприятная мера была необходима. Розмари спала неспокойно и часто вставала с постели. При этом могла выйти из комнаты и упасть с лестницы.

Ной подумал о том, как долго сможет выдерживать подобную жизнь. Ему нужен был друг. Преданный, близкий… И в воображении неожиданно возник образ Энн в ее летнем костюмчике цвета подсолнечника. Почему-то чувство голода и желание поскорее лечь спать сразу же исчезли. Ною захотелось увидеть ее. В этом желании не было ничего чувственного. Он думал об Энн, как о сестре… Наваждение… Ной это понимал, но все же непременно хотел видеть Энн. Очень хотел…

Света в окнах ее коттеджа не было. Значит, Энн, вопреки здравому смыслу, отправилась ночевать в свой полусгоревший дом. Ной решительно пошел через зеленую лужайку, обогнул дом и негромко позвал Энн. Ответа не последовало. Но Ной был уверен, что она там.

Он тихо открыл дверь и вошел, вовсе не заботясь о том, что может до смерти напугать девушку. В конце концов, она сама во всем виновата: зачем было снова возвращаться в этот дом и тем более ночевать в нем? Причем одной! Правда, Ной вовсе не собирался выпытывать у Энн, зачем она это сделала. Может быть, боялся подобными расспросами вызвать раздражение. Или не хотел разбередить еще совсем свежую душевную рану. А скорее всего, потому что просто беспокоился за девушку, и причины ее непонятного поведения его не так уж и волновали…

Энн сидела в комнате матери на полу, склонившись над раскрытой коробкой с драгоценностями. Элегантное летнее платье висело на вешалке. На ней были короткие шорты и тенниска. Золотистые волосы собраны в пучок на затылке. Лицо выглядело слишком бледным, а губы были слишком плотно сжаты. Ною показалось, что Энн плакала. Но вместо того чтобы смягчиться, он почувствовал готовое вырваться наружу раздражение.

— Черт побери, что ты здесь делаешь? — накинулся он на девушку.

Энн от неожиданности вздрогнула и вскочила на ноги:

— Боже мой, Ной!

Она вытерла ладонью слезы. На щеках от негодования проступил яркий румянец. Глаза гневно вспыхнули. Упершись сжатыми кулаками себе в бока, Энн, казалось, была готова броситься на Ноя. Он же стоял как загипнотизированный, не в силах оторваться от бледной полоски нежной кожи, открывшейся на животе девушки между тенниской и шортами.

— Ты зачем здесь? — прошипела Энн.

— Это я должен тебя спросить об этом!