Огненное сердце вампира

Потом, наступало время завтрака, и я объявляла временное перемирие.

Кормили меня, надо признать, как на убой. Хотя, кто их разберет, может, так оно и было на самом деле?

Ломтики красной рыбы, персики, белый душистый хлеб, соки, всегда разные, но неизменно вкусные с мякотью.

О да! Каторга в корне меняет человека и его мировоззрение. Не верьте тому, кто будет утверждать обратное! Прежняя Кристина, ничего не знавшая о багроговых шахтах, давно бы извелась от неизвестности, начала бы кричать, метаться по комнате, подобно зверю в клетке, и получила бы от гиены множество упрёков и обвинений, типа: «Сама виновата». А вот нынешней Крысе и её питомцу всё ни по чём. Ведь, на данный момент, всё довольно неплохо, тепло, светло и мухи не кусают. Еда вкусная, на работы никто не гонит. А что ещё требуется ослабленному организму и не менее ослабевшей душе. А врач со своими процедурами? Ничего, переживём!

От врача, такого же чернявого, что и девушка-горничная, пахло травой и влажной почвой. Он, весьма сухо справлялся о моём самочувствии, прикладывал ко лбу светло— лиловые листья местного растения, с озабоченным видом изучал их, а затем, приказывал лечь на кровать и принимался обмазывать моё тело какой-то бурой тёплой жижей. И вот, спрашивается, какого чёрта я душ принимала? Я с наслаждением начинала жаловаться на боли, охала, ахала, грозилась обращением в Минздрав, или как там называется их контора, фальшиво пела и требовала отменить совершенно бесполезную процедуру. Руки доктора скользили по коже отстранённо, словно перед ним лежал не человек, а кусок деревяшки.

— Вот, как надо работать, — ехидно шептала гиена. — Этот мужик, в отличии от тебя, с больными не сюсюкается.

После обмазывания жижей, начиналось самое омерзительное. Врач заворачивал меня в листья гигантского дерева, похожие на широкую зелёную ковровую дорожку. И я сама себе напоминала сосиску в тесте. Унизительное и беспомощное положение пробуждало затаенные страхи, и моё самообладание, моя броня, начинало заметно истончаться. Как по мановению волшебной палочки, я переставала горланить и забывала о том, что бунтую. Вампир, закончив дело, принимался петь, и в кожу вонзалось множество иголочек, не больно, но довольно необычно и слегка щекотно.

— Голодовку что-ли объявить? — думала я в такие минуты. — Выдвинуть требование. Ведь я имею на это право, или нет?

— Не вздумай! — визжала гиена. — Хватит, наголодались уже!

Я соглашалась с животиной и молча позволяла врачу себя обмазывать и пеленать в листья. Не бьют же? Жаждой не морят? Так чего бояться?

— Лежите! — рявкнул доктор, окончив пение.

Вот, что я сделала-то ему? Молчу, не спорю, все его требования выполняю, жалобами в СГБ не угрожаю. Эх, дядька, поработал бы ты в больнице Человеческого государства хотя бы денёк!

Дверь неожиданно открылась, и в палату впорхнуло чудо, фея из детских сказок, добрая волшебница, образец женской красоты. Да, все вампирши красивы, среди них нет дурнушек, но эта дама показалась мне ослепительной, безупречной и почему-то знакомой.

— Солнечного дня, Кристина, — улыбнулась она. И от чего-то мне сразу же стало ясно, кто тут главный. — Я же говорила, что мы обязательно с тобой встретимся.

Воспоминания обрушились на меня сумасшедшим потоком, подмяли, накрыли и на какое-то время оглушили.

Лужайка возле маленького домика залита солнечным светом, яркая голубизна неба в прорехах трепещущей листвы, моя голова на коленях Алрика, и эта женщина, укоризненно качающая головой.

— Узнала? — красавица поняла меня без слов. — Да, у нас с тобой есть общий знакомый.

— Алрик, — проговорила я, понимая, что моему самообладанию пришёл конец. Сердце набатом забилось в висках, горло сжалось, а по телу побежала дрожь. Нужно спросить о нём. Жив ли? Что с ним? Но голосовые связки отказывались повиноваться, язык онемел, а в голове начался хаос. Мысли разные, невнятные, неоконченные скакали безумными разноцветными блохами, и систематизировать их не представлялось никакой возможности.

Зато красавица-вампирша сохраняла спокойствие, медленно расхаживая по палате, давая возможность себя рассмотреть.

— Всему своё время, дорогая, — лукаво усмехнулась она, поправляя на мне один из листов. — Ты слишком нетерпелива. Позволь мне представиться. Меня зовут Ингвильда. Это, как ты понимаешь, моё третье имя. А чтобы называть меня первым, нужно ещё заслужить, чего, как я поняла из рассказов своих коллег, ты делать не желаешь. Что за поведение, девочка? Почему ты отталкиваешь помощь, которую тебе предлагают?

— Потому, что я не знаю враги вы или друзья? Куда попала? Что со мной будет? А как бы вы чувствовали себя на моём месте?

Тело начало противно потряхивать, но не от страха, а от гнева. Все они, и эта Ингвильда, и девица с косой, и лощёный чернявый докторишка, смотрели на меня, даже ни как на сосуд с вожделенной кровью, к чему мы— люди были уже привычны, а как на подопытное животное. Вроде бы и жалко мышку, но наука требует жертв.