– Такой ужас, – сказала Милли ему в плечо.
Он обнял ее обеими руками.
Он держал в руках не Милли, а Натали и Шеннон, собственных детей, а также Бобби, Луизу и Вэл. Он долго прижимал их всех к себе, спрятав лицо в волосах Милли.
Потом медленно отпустил ее. Она отступила, не сводя с него глаз. А вокруг него продолжал разворачиваться апокалипсис.
Голос Вэл снова прозвучал в его ушах: «Но мы ведь говорим о Джоне Смите. Что бы он ни планировал, для нас оно станет неожиданностью».
Слова, сказанные, когда она была живой.
Слова, сказанные считаные секунды назад.
Он медленно поднялся на ноги.
– Мне… гмм… очень жаль, – раздался голос.
В мигающем свете видео черты Эрика казались вырубленными из камня. Его руки, тоже словно каменные, лежали в карманах.
– Я говорю о ваших друзьях, – закончил Эпштейн.
– Они… – Голос Купера сорвался, и он замолчал, откашлялся. – Они мертвы?
– Статистически…
– В жопу вашу статистику!
Слова помимо воли сорвались с его языка. Он отдышался. Секунду спустя сказал:
– Прошу прощения.
– Это я… прошу у вас прощения. – Эрик помолчал. – Да.
– Вы уверены? – спросил Купер.
– Источник взрыва находился в западном углу здания… да. Их нет. По нашей оценке, потери ДАР составили от тысячи двухсот до двух тысяч человек.
Купер выдохнул.
– Нет, – начала Милли, – не…
– Сколько атак предпринято? – спросил он.
– На данный момент пятнадцать, – ответил Эпштейн. – Они были синхронизированы.
– Джон Смит. Эпштейн кивнул:
– Анализ вашего друга Валери был точен.
– Вы подслушивали?
– Конечно, – ответил Эрик так, словно это само собой разумелось. – Вот только ее анализ не обошелся без профессионального перекоса. Джон Смит действовал не против ДАР. И хотя его конечной целью являемся мы, это еще не главный удар.
– Нет, – возразил Купер. – У него более далеко идущие планы.
– Согласен. Статистически… – Эпштейн нервно оборвал себя. – Мм, я хотел сказать, логически цель состоит в ослаблении существующих силовых структур. Террористам для большей эффективности их действий нужна всеобщая паника.
– Да. – Купер посмотрел на экраны. – И?
– Но мы пока ни на шаг не приблизились к Джону Смиту, – сказал Эпштейн. – Может быть, воспользоваться альтернативными методами?
– Вы имеете в виду – пытать Сорена? Нет.
– Допрос с пристрастием не отвечает вашей персональной матрице. Ясно. Но мы можем найти кого-нибудь другого.
– Вы думаете, я такой чувствительный? – спросил Купер и издал звук, не похожий на смех. – После всего, что случилось? – Он покачал головой и объяснил: – Я ненавижу все, что сопутствует понятию «пытка», но я бы медленно разобрал Сорена на части, если бы думал, что получу нужные мне результаты. Но не получу.
– Подробнее, пожалуйста.
– Я предложил Сорену то единственное, о чем он мечтал, хотя и считал свою мечту несбыточной. Вы наверняка сами видели. Я даже солгал – сказал ему, что это можно сделать на постоянной основе. А он вытащил чип из своей головы.
– И все же, может быть, боль…
– Нет, – твердо сказал Купер. – Он слишком силен духом. Его наверняка можно сломить. Но вы сломите его ум, а не волю. В мире есть только два человека, которые ему небезразличны. Он даже думает, что других и не существует. Его можно свести с ума, но никакая боль не заставит его предать…
Он смолк.
– Ой-ой. Ты серьезно? – сказала Милли.
Купер перевел взгляд от ее обвиняющих глаз на Эрика Эпштейна, бледного, всесильного, окруженного изображениями гибнущего мира.
– Мне нужно, чтобы вы добыли для меня кое-кого.
– Кого?
– Того второго человека, который небезразличен Сорену, – сказал Купер. – Его любовницу Саманту.
Глава 21
Хок читал шестой том романа в картинках, когда кто-то постучал в его дверь.
Он не знал толком, есть ли какая-то разница между романом в картинках и комиксом, но слово «роман» звучало лучше. Комикс мог оказаться какой-нибудь дурацкой историей про богача и его племянников. А он читал философское исследование о сатане, продолжающем войну с небесами. Сатана не был красным или чешуйчатым, он даже не воплощал собой зло, хотя и добро он тоже явно не воплощал. Скорее он просто занимался своими делами, ничем не брезгуя. Он хотел свободы рук, а небеса обещали только предопределенность. Хок знал, на чьей стороне была бы его мать, и он сам склонялся на ту же сторону.
Постучали в дверь тихонько, три раза. Прийти к нему мог кто угодно, и он, идя открывать, воображал, что увидит Табиту. Может, ей нужна какая-то помощь. Он был неплохой стрелок, может, она хотела потренироваться…
В коридоре стоял Джон Смит.
– Привет, Хок.
Именно Джон дал ему такое прозвище, и хотя Аарона вполне устраивало имя Аарон Хаковски, оно, конечно, не могло сравниться с Хоком. Он выпрямился и провел рукой по волосам. Джон никогда прежде не заходил в его комнату. Да и с какой стати? Он отвечал за все, а Аарон был всего лишь мальчишкой, чья мать…
– Могу я войти?
– Да, конечно, входите.
Он придержал дверь.
Джон вошел внутрь, оглядел комнату, и Аарон вдруг увидел свое жилище глазами Джона – помятые одеяла, груды всякой ерунды на столе и, черт побери, открытую книгу комиксов на кровати.
– Что ты читаешь?
– Да так, ерунда…