Прохаживаясь по двору, оруженосец Фулоны отыскал за гаражами два деревянных обрубка и обрезок доски и, вкопав обрубки в землю, толково и неспешно устроил скамейку. Валькирии сели, вытянув ноги. Золотое копье Фулоны, под мороком зонта, лежало у нее на коленях. Ламина зевнула так широко, словно желала проглотить скучный московский двор.
– Обычная история! – сказала Фулона.
Ламина вопросительно повернула к ней свое похожее на луну лицо.
– Я про твои жалобы, – продолжала валькирия золотого копья. – Взрослые – тяготеющий к гигантизму вариант ребенка. А дети способны работать только до тех пор, пока не поймут, что то, что они делают – труд. Значит, вся проблема в самом слове. Давайте назовем труд отдыхом, а отдых – трудом, и все изменится.
– При чем тут это? – заупрямилась Ламина. – Вся штука в жажде новизны. Людям нравится делать то, что они делают редко. Например, повару до жути хочется проехаться на гоночном болиде, а гонщик не прочь вылезти из тесного драндулета и чуток потусоваться на теплой кухне, где пахнет пиццей…
Внезапно, без всякого перехода, Ламина вскочила, опрокинув самодельную скамейку, и ее копье умчалось в сторону ближайшей крыши, на которой мелькнуло и сразу пропало чье-то вертлявое лицо.
Фулона озабоченно смотрела на нее.
– Комиссионер или суккуб?
Ламина оглядела наконечник вернувшегося копья. Она не уверена была, что попала. Вначале ей показалось, что наконечник совсем чистый, и лишь обнюхав его, как ищейка, она уловила слабый запах духов.
– Суккуб.
– Плохо. Суккубы редко следят поодиночке, – сказала Фулона.
Глава 9
Не бросайте Мефодия в костер! Он потом очень переживает
1. Быстрее всего я устаю от отдыха.
2. К сожалению, чтобы человек думал и развивался, он должен быть несчастен. В счастливом состоянии он будет только хрюкать.
3. Глупо думать, что мы покупаем вещи. Мы им продаемся.
4. При недостатке ресурсов проще остаться хорошим человеком, чем при их избытке.
5. Всякий человек хороший, пока все происходит, как он того желает. Истинная сущность личности проявляется, когда что-то идет против ее воли.
6. Мы все говорим себе: я нечто. А надо сказать: я ничто. И ясно увидеть, что ты ничто. И тогда, оттолкнувшись от этого, можно уже стать чем-то.
7. Человек – как глина. Вначале мягкий и пластичный, а потом застывает и принимает окончательную форму. Смерть – это и есть то самое принятие окончательной формы, фиксация.
Это была странная компания даже для мрака. Тухломон, Виктор Шилов и два «выпрошенных» тартарианца: Эрб и Бурцель. Эрб отличался от Бурцеля наличием скифского акинака и сильно опаленным лицом. Бурцель от Эрба – бородкой, налипшей на подбородок, как котлета. Оружием Бурцелю служил германский меч с волнистым лезвием, такой огромный, что он являлся предметом постоянных издевок как для Виктора, так и для Эрба.
– Я слышал: раньше наемника, пойманного с таким мечом, вешали на первом дереве. Он оставляет в ране кусочки кости, – сказал Шилов.
– Он вообще не оставляет ран: одни трупы! – осклабился Бурцель.
Сил ему было не занимать, да и с мечом он перемещался исключительно резво. Даже Арей убил бы его не раньше, чем секунд через сорок, что для знающего стража было почти комплиментом.
Эрб оказался незаменимым в слежке. Это он первым выяснил, что Чимоданов, Мошкин и Ната собираются на рыбалку. Главный «рыбарь» был, конечно, Чимоданов. Остальные служили исключительно препятствием для заброса удочек.
Рано утром в субботу Виктор Шилов и Тухломон стояли на Савеловском вокзале у турникетов. Тухломоша шутил и балагурил с дачниками, мысленно отмечая для себя тех, кого при случае навестит. Память на эйдосы, их владельцев и, главное, психологические ключики к владельцам у него была потрясающая. Эрб и Бурцель скрывались под мороком, однако в угол, где они находились, почему-то никто не заходил, хотя толкучка у турникетов была страшенная.