— Ничтожество — вы, а мы — величество. Сокрушим ваш трон!
— Оцепеней! Стань камнем, деревом, которое источат черви!
— Ах, какие длинные черви ждут всех вас, несущих на себе серебряные кресты и золотые эполеты!
Отец Андрей взял золотую чашу с причастием, царственной поступью вышел из алтаря и, впервые изменив слова молитвы, крикнул:
— Без страха божьего и с верой в народ приступите…
Первым заметил эту подмену старый и верный церковный служитель дед Аминь. Он поперхнулся и перестал подпевать священнику. Псаломщик так и остался стоять с выпученными глазами и открытым ртом, не понимая, что произошло с отцом Андреем. Уж не выпил ли он лишнего? А поп стоял торжественный, в нарядной ризе, словно сам вместо всевышнего собирался сеять божью правду. Псаломщику казалось, что церковь качается и с неба вот-вот грянет божий гнев. А отец Андрей, взяв чашу, покрытую шелковым покрывалом, сделал шаг вперед, сошел с амвона и, обращаясь к изумленным прихожанам, тихо заговорил:
— Все, что я до сих пор говорил вам в этой церкви, было ложью. Ложью и обманом! Простите меня, братья и сестры, за то, что столько лет под этими божьими одеждами носил ложь и обман! И вот пришел день сказать вам правду. Бога нет!
Старые сгорбленные женщины и мужчины вздрогнули и в испуге подняли головы.
— Эта чаша наполнена не Христовой кровью, а простым вином, хорошим вином из моей бочки… Церковь одурманивала вас… — Он поднял шелковое покрывало и разлил вино по желтым доскам пола.
Потом протянул руку к церковному служке, который держал поднос с нарезанными кусочками просфоры.
— А это не тело Христово, а хлеб, который месит моя попадья.
Служка выронил поднос, и кусочки хлеба рассыпались перед амвоном.
— Я не совершал никакого причастия, а дурил вам головы фимиамом и притчами, как этому меня учили.
Отец Андрей вышел вперед, задул большие свечи в подсвечниках и в наступившем дымном полумраке повернулся к иконам:
— Вот и настал час расставанья с вами, мои святые. Вы распределили людей и их души, как свою собственность. В твою честь, архангел Михаил, жандармы избивали самых достойных сынов наших. И вот настал час расплаты, душегубец!
Архангел Михаил, спокойный и воинственный, казалось, замахнулся своим копьем, чтобы пронзить богохульника.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся отец Андрей. — Не посмеешь! Твое копье совсем заржавело от крови! — Отец Андрей сделал такой жест, словно хотел отнять у архангела его оружие, а потом перешел к другой иконе.
— А теперь поговорим с тобой, святой Николай. Ты должен защищать путешествующих, плавающих по рекам и морям, страждущих и жаждущих. А сколько бочек слез выпил ты, ненасытный, и сердце твое не дрогнуло, ты никого не защитил! Слезай, обманщик народа, отдавай свой золотой ореол и жди суда народного!
Святой Николай в миг оплешивел и превратился в отвратительного убогого старца.
— А теперь поговорим с тобой, пресвятая богородица. Ну-ка не хмурься и не мигай так, невинная дева, и не обманывай малых и старых, что ты зачала от духа святого и родила сына божьего! До сих пор я пел, что святой дух вошел в тебя через ухо и ты зачала во чреве. У моей попадьи тоже есть дети, но зачала она их не через ухо! Ложь! Сбрось свои одежды, дева Мария, незаконная жена милостивого Иосифа библейского! Твоя соперница Магдалина не выцарапает тебе глаз, из которых вместо слез капает елей. Вытри эти слезы лицемерия и дай мне твой ореол — он понадобится настоящим героям!
— С нашим попом что-то случилось! — Богомольцы пятились к трону, предназначенному для архиерея.
— Нет, я не сошел с ума, святой Георгий чудотворец! Для тебя, красавца, жизнь была раем! Ты не поразил дракона, а оставил его жить, чтобы он пил кровь и пот народа. Ты на коне объезжаешь нивы и сеешь напрасные надежды на плодородие, хотя не остановил ни одного градобития. Ты отбираешь урожай у бедных, чтобы, как чудо из чудес, передать его своим хозяевам — царям и царицам, банкирам, миллионерам… Вот кому отдаешь ты чужие блага, а народ оставляешь голодным, голым и босым… И сердце твое не дрогнет. Слезай и жди здесь, рядом с девой Марией, народного приговора!
— Спускайся и ты, Иоанн креститель! Довольно, великомученик и пустынник! Миллионы людей уморил ты голодом и нищетой, постом и молитвой! Теперь мы будем обращать людей в иную веру! У нас есть другие крестители и апостолы — народные!
Из церкви убежали все. Только старый псаломщик и служка в смятении слушали отца Андрея.
— Что смотрите на меня? Наступило второе пришествие! Собирайтесь! — крикнул отец Андрей и запел на всю церковь: «Вставай, проклятьем заклейменный…»
С непокрытой головой он вышел из церкви, хлопнув тяжелой дверью, и бодрым шагом зашагал по улице. Из дворов и домов на него смотрели крестьяне, которые были на его последней службе. Они понимали, что произошло с ним, так как и до них дошла весть о готовящемся восстании. В центре села попа встретили несколько мужчин. Андрей стоял, возвышаясь среди них, крепкий, как исполин.
— Вы готовы, братья?
— Да. Получен сигнал: вечером, в одиннадцать, когда прогремит первый выстрел. А ты, отец, готов?