— Старшой у себя? — спросил высокий.
— У себя... Где вы их поймали?
— На Еловой гряде.
— Давай веди и скажи там, чтоб меня сменили.
В глубокой землянке, под густым ельником, при скупом свете маленькой шестилинейной лампы склонились над столом три головы. Через плечо низкорослого человека Чаротный увидел немецкую карту и два толстых карандаша.
Люди, как по команде, оторвались от карты и взглянули на пришедших с нескрываемым любопытством. Чаротный, быстро окинув взглядом всех троих, подумал: командир тот, лысый.
— Товарищ командир,— Чаротный козырнул,— разрешите доложить: младший лейтенант Чаротный, связной отряда Тышкевича, прибыл для связи.
Маленькие глаза лысого хитро прищурились. Из-под век два холодных лучика ощупывали задержанных.
— Тышкевича?.. Ну, как он там, держится? А это кто? Тоже связной?
— Нет, товарищ командир. Мы с ним в дороге встретились. Он из-под расстрела убежал.
— Ага, убежал? Правильно, что убежал.
Чаротный думал, что теперь, когда все формальности закончены, их пригласят сесть, начнут расспрашивать о том, как шли, как нашли, Тогда он и пожалуется на тех, которые задержали.
— С кем вы шли на связь? — спросил лысоватый.
— С вами, товарищ командир.
— С нами? Откуда вы знали, что мы здесь? — Трое переглянулись.
— Случайно наткнулись в лесу на ваш дозор. Тышкевич определенно не знал, где вы находитесь,
— Коршуков тоже в вашем отряде?
— Нет, товарищ командир. Коршуков предал, немцам продался.
— Откуда же Тышкевич знал, что мы в лесу?
— Руководитель группы Галай знал. Когда он погиб, а у нас заварилась каша после засады на гравийке, Тышкевич решил послать меня к Шамшуре.
— Значит, ты к нему шел?
Чаротный удивился. Значит, это не отряд Шамшуры. Кто же они, эти партизаны?
— Где Шамшура, к которому ты шел? — вдруг спросил лысый.
— Я думал, это вы...
— А Тышкевич где?
Чаротный рассказал, как они ходили по шоссе, как пропал Слюда, а потом ушли из лагеря велешковцы и все разошлись.
— Врешь! — прервал его лысый.— Сейчас же вернешься назад с нашими людьми.
— Назад я не вернусь, пошел ты... Нашелся указчик...
— Отведите его, пускай подумает лучше... Мы проверим, правду ли ты сказал.
Чаротный уловил иронию в словах командира.
— Твварищ командир, у меня нет времени.
— И у нас нет времени с тобой разговаривать.
Теперь растерялся Чаротный. Черт знает, куда их привели и кто эти люди.
Их вывели. Чаротный оглянулся, стараясь понять, куда он попал. Нигде никаких следов партизанского лагеря. Вокруг простирался молодой ельник, а среди него, словно свечи, поднимались высокие, тонкие ели.
Поместили их в сырую темную землянку. Ни нар, ни даже подстилки. Под ногами — песок. Жариков, как только сел, начал всхлипывать.
— Перестань же ты! — цыкнул Чаротный.— Чего сырость разводишь? Думал, так тебя сразу и примут с распростертыми руками?
Он успокаивал Жарикова, слышал, как тот приходит в себя, но у самого на душе кошки скребли. "Ну, понятно, проверять надо,— думал он,— но разве так? Свои же. Расспросили бы, кто, почему, как? А они в яму..."
Жариков, тронув его за плечо, прошептал:
— Может, они не партизаны...
— А кто же? В лесу ведь... Забрались сюда на остров и тени своей боятся.
— Застрелят они нас...— печально начал Жариков.
— А ты без паники.
Они помолчали, Чаротный, опершись о стену, вспоминал Дусю. "Чудак. Спал бы теперь с бабой. Так нет же, поперся. Только дураки так ходят. Чем ты подтвердишь, что ты партизан? И Тышкевич тоже чудак. Посылает, а сам не знает куда. Расстреляют, вот и вся связь..."
Ему очень захотелось жить. Именно теперь. Раньше не так хотелось. Просто никогда об этом не думал.
— Послушай, Василий Филиппович,— Чаротный подвинулся ближе к Жарикову.— Земля здесь песчаная. Может, попробуем, а?
Жариков не ответил. Он почему-то отодвинулся от Чаротного и уже издалека сказал:
— Нет, нет, боюсь. Попытаемся убежать — застрелят.
— Эх, ты! Может, ушли бы...
— Мне уже все равно.— Жариков помолчал, потом его голос послышался ближе: — Мне всегда не везло. Несчастный я человек, Игнат Павлович. Всю жизнь страдаю из-за этого. А счастье, оно, брат, есть. Без него не проживешь...
Чаротный не хотел слушать о счастье. Болтает что-то человек, а зачем? Он в свое счастье верил. Голос Жарикова казался гадким. Скорчившись, Чаротный решил уснуть. Кажется, даже задремал, когда его позвали на допрос.
Стояла уже ночь. Яркие звезды, как и двое суток назад, мелькали в небе, но после сырой землянки тут, в лесу, было тепло и хорошо.
Его привели в землянку. Худощавый, со светлыми редковатыми усами человек приказал сесть.
— Где Тышкевич? — спросил он.— Хитрить не вздумай. Мы все знаем.
"Ни хрена вы не анаете,— подумал Чаротный.— Знали бы не допрашивали". Рассказывал он все сначала медленно и спокойно, чтоб чувствовалось больше правды. Но вскоре заметил, что худощавый ему не верит. Это оскорбляло и смущало. Он стал горячиться и путаться. Потом не выдержал, сбитый с толку надоедливыми, нудными вопросами.
— Что вы из меня душу тянете? Говорю вам, что из отряда Тышкевича. А где отряд сейчас, не знаю. Я уже говорил, что произошло.