Огненный бассейн. Сборник фантастических романов

Но хотя я знал, что они хорошо ко мне относятся, разговор, который однажды завела со мной графиня, изумил меня. Мы были одни: Элоиза занималась своими нарядами. Графиня вышивала, а я зачарованно следил за ее пальцами, искусно и легко делавшими мелкие стежки. Работая, она говорила, голос ее звучал негромко и тепло, с легкой хрипотцой, которая была и у Элоизы. Она спросила меня о здоровье — я сказал ей, что чувствую себя хорошо — и хорошо ли мне в замке. Я заверил ее и в этом.

— Я рада, — сказала она. — Может, ты не захочешь оставить нас.

Считалось само собой разумеющимся, что вслед за турниром мы втроем предстанем для надевания шапок. После этого, так как наша мальчишеская неуживчивость пройдет, мы вернемся в свои дома и начнем жизнь, какую ведут и взрослые. Меня поразило то, что сказала графиня.

Она продолжала:

— Твои друзья, я думаю, захотят уйти… Для них можно было бы найти место среди слуг, но я чувствую, что они будут счастливее в своих деревнях. Но ты — другое дело.

Я перевел взгляд с ее рук на лицо.

— А именно, миледи?

— Ты не благородный, но дворянство можно и заслужить. Даровать его во власти короля, а король — мой двоюродный брат. — Она улыбнулась. — Ты не знал этого? Он в долгу передо мной. Я спасла его от серьезной ошибки, когда он был еще мальчиком, без шапки. В этом не будет задержки, Гильом.

Гильом — так они произносили мое имя. Я знал это, но раньше графиня никогда не обращалась ко мне так. Голова у меня закружилась. Хотя я привык к замку и жизни, которую здесь вели, она всегда казалась мне немного нереальной. И этот разговор о короле… В Англии тоже был король, он жил где-то на севере. Я никогда не видел его и не ожидал увидеть.

Графиня говорила мне, что я могу остаться — она хочет, чтобы я остался, — и не как слуга, а как рыцарь. У меня самого будут слуги, и лошади, и оружие, изготовленное специально для меня, так что я смогу участвовать в турнирах, и место в семье графов де ла Тур Роже. Я смотрел на нее и видел, что она говорит искренне. Я не знал, что и ответить.

Графиня улыбнулась и сказала:

— Мы поговорим об этом еще, Гильом. Нам спешить некуда.

***

Нелегко писать о том, что было дальше.

Первой моей реакцией на слова графини было удивление. Неужели я откажусь от надежды на свободу, дам кому-то распоряжаться своим мозгом ради дорогой одежды и возможности иметь силу? Сама мысль об этом казалась мне абсурдной. Какие бы привилегии я ни получил, все равно я оставался б овцой среди овец. Утром, однако, проснувшись рано, я начал думать заново. И снова отверг эту мысль, решительно, но не так быстро, и с сознанием добродетельности этого. Принять предложение означало предать других: Генри и Бинпола, вагранта Озимандиаса, капитана Куртиса, всех свободных людей в Белых горах. Ничто не заставит меня сделать это.

Но мысль оказалась коварной. Отныне я уже не мог забыть о ней. Конечно, я не приму предложения, но если… Вопреки своему желанию, я думал об открывающихся возможностях. Я уже настолько изучил язык, что мог разговаривать с жителями замка, хотя они и смеялись над моим акцентом. И, казалось, меня так много ждало впереди… После турнира будет праздник урожая, потом охота. Они говорили о том, как приятно выезжать ранним утром, когда трава скрипит под ногами лошади, о псах, лающих на склонах холмов, об охоте, о возвращении домой с добычей, о том, как разжигают очаг в большом зале и жарят туши целиком. А позже — праздник Рождества, который длится двенадцать дней. Тогда приходят жонглеры и певцы. Потом весна и соколиная охота — выпускаешь сокола в небо, и он камнем падает на добычу. А потом лето, и снова турнир, и так круглый год.

К этому времени изменилось и мое отношение к окружающим людям. В Вертоне разница между мальчиками и взрослыми мужчинами проявлялась резче, чем здесь. Там все взрослые, даже мои родители, казались мне чужими. Я уважал их, восхищался или боялся, даже любил их, но я не знал их так, как узнал в замке. И чем ближе я узнавал их, тем труднее было мне их презирать. Они были в шапках, они приняли треножники и все, что стояло за ними, но это не помешало им, как графу, графине, Элоизе и другим, остаться добрыми, щедрыми, храбрыми и счастливыми.

Именно в этом, как ни невероятно, заключалась суть. До надевания шапок могли существовать сомнения, неуверенность, отвращение; эти люди, вероятно, тоже знали их. Когда шапка надета, сомнения исчезали. Большая ли это потеря? И потеря ли вообще? Треножники, помимо самого акта надевания шапок, казалось, не вмешивались в жизнь людей. Конечно, были случаи, как на море с “Орионом”. Капитан Куртис рассказывал, что иногда при этом тонут корабли, но сколько их погибло в ураганах и разбившись о скалы? Озимандиас рассказывал о людях, работающих в подземных шахтах, чтобы добыть металл для треножников, об охоте треножников на людей, о том, что люди служат им в их городах. Но даже если это правда, то все это происходит очень далеко. И совершенно не затрагивает эту безопасную и приятную жизнь.