– Иду в травмапункт, – брякнул я первое, что пришло в голову.
– Черт! Что случилось?
– Пообщался тут неудачно кое с кем. – Я решил выдать ему правдоподобную версию вчерашних событий.
– Это из-за ограбления?
– Ага. Понимаешь, у противоположной стороны появились серьезные возражения по поводу моего расследования, и они вызвали меня на диспут.
– Так. – Дон Теодор перешел на деловой тон. – Помощь нужна?
– Пока нет. Просто скажи там, что я сегодня временно нетрудоспособен: голова после диспута болит. Очень уж аргументы тяжелые оказались.
– Ладно. Отлеживайся, я прикрою.
– Спасибо, Федор!
Конечно, врать нехорошо, но в данном случае грех был невелик. Собственно, писать мне еще было пока не о чем, а сидеть в душном помещении, когда на улице такая изумительная погода, – кощунство! К тому же у меня появилась интересная мысль действительно проверить ближайший травмпункт: не обращался ли кто вчера поздно вечером туда за помощью по поводу сотрясения мозга или перелома ребер? То, что двое из троих моих вчерашних визави серьезно пострадали, я не сомневался.
Травмпункт располагался через два дома от моего. Юная медсестричка – явно практикантка – долго не могла взять в толк, что мне нужно.
– Девушка, посмотрите по журналу, были ли вчера ночью или под утро обращения с травмой головы или ребер?
– Пострадали ваши родственники?
– Какая разница?! Знакомые!.. Ищу их с утра. Дома не появлялись, на работе – тоже…
– Минуточку… Как их фамилии?
– Да откуда я… Не помню я их фамилий! Собутыльники они – Василий Иваныч, Петруха, Анка-пулеметчица…
– Пулеметчица?!.
– В журнал, девушка! Посмотрите в журнал! Неужели так трудно?
Наконец она раскрыла толстенный гроссбух и еще долгую минуту возила лакированным коготком по кривым разноцветным строчкам.
– Да, было два обращения, – гордо заключило это юное создание, окончив поиски. – Шнурков Сергей Петрович, двадцать восемь лет, сотрясение мозга первой-второй степени в результате сильного ушиба лобной части головы о твердый предмет…
Я невольно с уважением покосился на свой кулак.
– …Сычев Геннадий Степанович, двадцать три года, перелом двух левых задних ребер в результате сильного удара твердым предметом, предположительно палки или обрезка трубы…
А это всего лишь мой локоть! Силен ты, Дмитрий Алексеевич! Но «шаман» тебя все же уделал…
– А вы не могли бы выписать их адреса? Я схожу, хоть проведаю болезных…
– Минуточку… Пожалуйста. – Девчушка протянула мне белый квадратик и вдруг добавила совершенно по-взрослому: – И чего вам, мужикам, неймется? Не можете мирно посидеть?..
– Больше не будем, – пробормотал я и поспешно ретировался за дверь.
Надежда была слабая, но я все же прогулялся по указанным адресам. Конечно, никого не нашел, но по второму адресу словоохотливая соседка сообщила, что «этот нехристь все одно появится через день-два».
– Почему вы так уверены? – поинтересовался я.
– Так у него там попугай и черепаха. Кормить-то надо.
– Ну, если он «нехристь», может, и животные ему по барабану?
– Не-ет, Генка – парень дюже сантиментальный. От человека ему угробить – раз плюнуть, а животину – нет.
– М-да, чудны дела Твои, Господи!.. Ладно, завтра зайду.
– Может, передать что? – участливо осведомилась тетка.
– Не надо, – отмахнулся я. – А то еще разволнуется…
«Какой никакой, а улов! Надо будет ракитинских ребят на этого “сантиментального” бандита напустить», – решил я и отправился гулять по любимому с детства городу. До назначенного рандеву с профессором оставалось еще два часа.
Крюгер явился к музею ровно четыре часа пополудни – как и обещал. Свой имидж «бюргера» он, однако, сменил. Теперь он облачился в светлую летнюю пару, строгую белую рубашку с кремовым воротником-бабочкой и соломенную шляпу. Довершала экстерьер тонкая светлая трость с костяным набалдашником в виде какого-то идола.
Мы встретились на крыльце музея, были подвергнуты тщательной проверке со стороны почти трезвого Шишкина и сопровождены им до директорского кабинета.
– Герр Крюгер, как мне представить вас? – поинтересовался я, взявшись за ручку двери.
– Очень просто, – он молодцевато выпрямился: – профессор истории Дрезденского университета и действительный член Европейской академии наук Ульрих Крюгер.
– Хм, в самом деле, куда уж проще! – не удержался я.
Но профессор, кажется, иронии не понял.
– Я чужд болезни тщеславия, – с гордостью заявил он в ответ.
Мария Сергеевна при нашем появлении расцвела милой улыбкой, процедура представления прошла без запинки, мы расположились в уголке отдыха, под неизменной пальмой (по-моему, этот офисный стандарт – пальма, кресла, столик для кофе – специально тиражируют некие фирмы) и смиренно дождались, пока хозяйка приготовит по чашечке кофе на автомате знаменитой фирмы Braun. На столике как-то незаметно возникла вазочка с печеньем и чашка с медом.
Профессор, откушав медку и пригубив кофе, слегка сомлел, и я понял, что сейчас он мне все расскажет.