Огненный крест. Бывшие

Жандармский офицер пошел обыскивать мой кабинет, в то время спальню моей сестры. На вопрос о том, на каком основании он поступает таким образом, жандармский офицер объявил словесно, что действует по Высочайшему повелению… Чиновники явились в спальню сестры, не оставили ни одной переписки, ни одного дневника непрочитанными, и уезжая, объявили моим гостям и семейству, что они свободны и что ничего подозрительного не было найдено. Следовательно, они были и наши судьи и от них зависело обвинить нас подозрительными и несвободными. Жандармский офицер прибавил, однако, что отъезд его еще не должен окончательно успокоивать нас, он сказал: каждый день мы можем опять приехать…

По свойственному человеку чувству, я ищу, кого бы обвинить во всем случившемся со мной. Себя я не могу обвинить: я чувствую себя более правым, чем когда бы то ни было; ложного доносчика я не знаю; чиновников, судивших и оскорблявших меня, я тоже не могу обвинять, они повторяли несколько раз, что это делается не по их воле, а по Высочайшему повелению…

Для того чтобы знать, кого упрекать во всем случившемся со мною, я решаюсь обратиться прямо к Вашему Величеству…

Вашего Величества верноподданный

Граф Лее Толстой 22 августа 1862 г.

Москва»

Александр Второй получил разъяснения шефа корпуса жандармов князя В. А. Долгорукова. Последствием оказалось письмо шефа жандармов тульскому губернатору П. М. Дарагану с обоснованием необходимости обыска.

И все.

Лев Николаевич, надо полагать, и не рассчитывал на другое. Чтобы помазанник Божий да попросил прощения? Там, где власть, Бог уже выступает в латах, орденах и с мечом…

Лев Николаевич добился своего: царь прочел протест-возмущение, обида не сошла безответно. В следующий раз насильники встретят отпор: Петербург не мог не знать о письме Льва Николаевича графине Александре Андреевне Толстой. Письмо прочитал и обещал помочь троюродный брат Льва Николаевича знаменитый поэт граф Алексей Константинович Толстой, прочел и Б. А. Перовский. Это не могло не стать известно жандармским властям. Вторичное посещение грозило европейским скандалом и настоящими выстрелами. И поэтому уже ничего подобного не было. Имя Толстого заколдовало Ясную Поляну.

Этот случай, безусловно, не украсил царя-освободителя, славного отменой крепостного права и передовыми реформами. К тому же Александр Второй, несмотря на весь загон, который организуют на него народовольцы, не допустит пыток заключенных и перлюстрации частной переписки. Александр Второй вообще был чрезвычайно противоречив. Человек чести, безукоризненно воспитанный и понимающий нужды России, он в то же время давал волю и выход поступкам не только самодурным, но и откровенно реакционным, а порой и гадким. Власть развращает.

Самодержца отличало завидное самообладание. Так, на охоте он кинулся на выручку егерю, которого подмял огромный медведь, и выстрелом в упор свалил зверя. Это — поступок. И Александра Николаевича очень привлекали женщины. Число его увлечений бессчетно. В этом он один к одному повторил своего августейшего родителя. Александр Второй сделал для России очень много, во всяком случае, свой долг государя исполнил. Другие поколения должны были продолжить его геркулесово дело, а свое он исполнил. В светлых делах и чертах характера его очень сказывалось влияние В. А. Жуковского. На это до сих пор историки не обращают достаточного внимания. А именно так: на царя и его дела наложила яркий отпечаток личность друга Пушкина — его единственного настоящего заступника и бескорыстного почитателя таланта. Василий Андреевич являлся учителем и воспитателем будущего императора Александра Второго.

Через шесть дней после визита в Петровский дворец с письмом к императору Лев Николаевич запишет в дневнике: «Писал плохо (речь о литературном сочинении. — Ю. В.). Обходишь сущность, и выходит болтовня».

Как видим, это традиция — обыскивать дома российских писателей. Ей упорно следуют веками. Прежде ей служили костоломы Тайного Приказа, потом, поближе к нам, жандармы в голубых одеждах (кстати, как я удивился! Толстой за цвет мундира называл жандармов тоже «синими (голубыми)»). Помните, еще не успело остыть чело Пушкина, а они уже звенели шпорами, рылись в бумагах поэта, опечатывали, увозили, но у Пушкина, даже поверженного, был… Жуковский!..

И все же Лев Толстой оказался им не по зубам. Кончину его тоже сопровождало нашествие голубых мундиров, но бумаг писателя они не коснулись.

Зато для гэбэшников в голубых кантах (чтят традицию на Лубянке) уже не существовало никаких моральных принципов. Обыскивают, вламываются в дома российской интеллигенции три четверти века — и конца тому не предвидится. Впрочем, за что на них гневаться? Это одно из их назначений, вмененных ленинской партией, — преследовать и карать независимую, самостоятельную мысль. Вот они и прорежают это «поле»…

И еще, ну самую малость! Кто был тот вежливый жандармский полковник Дурново? Не родственник ли (а вдруг родитель?) героя этой книги П. Н. Дурново?

Любопытное скрещение имен и судеб.