Огненный крест. Бывшие

Ганецкого Ленин ценил чрезвычайно (сколько я ни искал — ни разу не высказался о нем даже с тенью осуждения, вообще никогда — это для Ленина и по тем временам редкость великая, скорее даже полное исключение). Словом, доверял, как себе, — и должности, которые занимал Яков Станиславович после октябрьского полымя, тому свидетельство.

А немцы эту связь замуровали — крепче, замковей, глуше и не замуруешь, поскольку от нее, этой связи, след прямо вел в нижнюю комнату Ипатьевского особняка, а это напоминание чуткая душа Вильгельма Гогенцоллерна, бывшего властителя Германской империи, вынести не могла. И посему всё пожгли, всё попрятали, всё затерли. Так, случайные бумажонки завалялись… Потому что Вильгельм Гогенцоллерн не мог на миллионы золотых рублей устроить убийство своего русского родственника, его германской жены и их детей полугерманской крови. Такое с совестью Вильгельма просто «несовместно» — вот и растворились, убрались в землю, канули в небытие всякие вообще свидетельства вместе с кровью Романовых. И, как говорится, сосите лапу, историки!

Но есть еще одна маленькая новость, ну самый пустяк.

При жгучей ненависти Ленина к врагам жить их детям в советской стране в эпоху разнузданного сталинского террора, какого-то органического презрения в людям не представлялось возможным. Это категорически исключалось. Их не только не пустили бы через границу — их как близких семейству Троцкого тем более изничтожили бы на месте, а то и выкрали бы, дабы держать в бессрочной ссылке. А с сыном Парвуса все вопреки логике (и это тоже заставляет серьезно задуматься). Его сын (Евгений Гнедин) не только оказывается в СССР, но и в самые вулканические годы сталинского террора будет заведовать отделом печати Наркомата иностранных дел. Его перу принадлежит книга «Лабиринт» — это о советской дипломатии середины и конца 30-х годов. И ведь что удивительно — Гнедин дожил до самых преклонных лет. И это-то с такой «убийственной» родословной! Фактически семейство Троцкого подверглось поголовному истреблению. Все дети «врагов народа», что называется, доходили в детских колониях, не говоря уже о взрослых отпрысках — те ложились вместе с родителями, исключений не обнаруживается. А Евгений Александрович Гнедин — на столь ответственном посту! Ведь тогда ответ на каждый пункт анкеты высвечивался под микроскопом. Полчища «товарищей» с Лубянки только этим и промышляли. А тут служба, да где — в наглухо повязанном с иностранцами ведомстве!

Никто ничего здесь не поймет без разъяснений самого Евгения Александровича, хотя некоторые, и очень важные, выводы напрашиваются сами.

Вот такая маленькая новость, просто с ноготок новость.

Сообщение о Гнедине имеется в работе немецкого историка Ингеборы Фляйшхауэр «Пакт Гитлер — Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939».

Гнедин (Парвус-Гельфанд-младший) все же был арестован в начале 1939 г. — почти одновременно с группой высокопоставленных советских дипломатов еврейского происхождения. Сталин мастерил процесс над бывшим наркомом иностранных дел М. М. Литвиновым-Финкельштейном (1876–1951). Большевизм открывал новую страницу в своей истории — антисемитскую. Однако мгновенно меняющаяся обстановка в канун Великой Отечественной войны заставила Сталина пересмотреть планы. К их претворению он приступит в последние годы своей жизни.

Но уже только один арест кремлевских врачей (почти все евреи) вызовет за рубежом бурю протестов. Эта кампания возмущения возьмет новую силу теперь уже у нас и после XX съезда КПСС.

Мучить и убивать недопустимо вообще. Это главное установление в жизни людей. Это то, за что шла тысячелетняя борьба и что вошло незыблемыми законами в жизнь человечества.

Но почему мир откликнулся болью только на насилия над советскими евреями?

Что истребляли русских десятками миллионов аж с самого семнадцатого, казалось вполне уместным и даже естественным (чем меньше русских на свете, тем лучше). И это ровным счетом никого не беспокоило. И взаправду, экая невидаль! Русских валили без всяких возражений «мировой общественности» — валили без жалости, при общем постыдном молчании. Вот и вся правда о страсти народов к справедливости…

После окончания мировой войны для сближения советской России и веймарской Германии появились веские причины.

В марте 1923 г. уже умирающий Ленин в статье «Лучше меньше, да лучше» пишет:

«Система международных отношений сложилась теперь такая, что в Европе одно из государств порабощено государствами-победителями — это Германия… Все капиталистические державы так называемого Запада клюют ее и не дают ей подняться».

Проводником данной политики становится граф Брокдорф-Ранцау. Он подчеркивал, что задачи именно германского посольства в Москве имеют «ярко выраженный хозяйственный характер и без позитивного выполнения этих задач не могут быть достигнуты поставленные политические цели».