Огненный лис

Вернее - не суд, а заседание военного трибунала далекого Белогорского гарнизона.

... Это было жалкое и убогое, ни на что не похожее сборище, неуклюже пытавшееся соблюсти видимость общепринятых процессуальных норм.

На скамье подсудимых Виктор не сидел.

Он находился в зале - прямо перед председательствующим, в окружении нескольких свидетелей, военного дознавателя и старших офицеров своей войсковой части.

Слева, как и положено, затаился в бумагах обвинитель - зам гарнизонного прокурора.

Справа - адвокат с пикантной фамилией Буравчик. Из всех проживавших в Белогорске коллег по ремеслу он единственный мог по праву называться настоящим мужчиной: потому что остальные трое были по-просту женщинами.

Очевидно, именно это условие обеспечивало Буравчику неимоверный успех и популярность среди нуждающихся в защите - откровенно говоря, других достоинств у него не наблюдалось.

Адвокат Буравчик работал не за страх и не за совесть. Он работал за деньги... У его нынешнего подзащитного Виктора Рогова денег не было, поэтому предугадать исход дела не составляло труда.

- Прошу всех встать!

Виктор не пошевелился.

И дело вовсе оказалось не в неуважении к суду, нет. Просто ежедневное, многочасовое и по сути бессмысленное разбирательство вымотало его настолько, что у Рогова не осталось уже ни моральных, ни физических сил.

- Подсудимый, встаньте!

Вчера заместитель прокурора запросил для него шесть лет лишения свободы. Защитник промямлил что-то невразумительное... Но это было вчера.

А сегодня?

Сегодня уже звучали казенные, равнодушные слова приговора:

- ...К пяти годам... в колонии усиленного режима... может быть обжалован...

Первым желанием, появившимся тогда у Виктора, было: просто подняться и уйти.

Его ведь, по существу, никто не держал - конвоя в зале не было, не удосужились вызвать заранее. Поэтому пришлось ещё минут сорок в одиночестве, сидя на лавочке во дворе, дожидаться наряда и спецмашины.

Наконец, теперь уже осужденного Рогова отвезли в местное отделение милиции, в КПЗ.

Следственный изолятор находился в четырехстах километрах, в славном городе Благовещенске - столице Приамурской Ратании.

Ратания... Так когда-то, давным-давно прозвали эту область переселенцы: строители БАМа, геологи, лесорубы, золотодобытчики.

Наверное, в честь средних размеров рыбки ратан, исконной обитательницы здешних озер и речек. Удивительная, надо сказать, тварь! Огромная голова с широченной пастью - а дальше сразу хвост. И живучестью обладала феноменальной. Зимой, в холода сорокоградусные вмерзала в лед, но летом вновь оживала.

И если уж заглотит крючок - то навсегда...

- За что тебя, парень? - С нескрываемым сочувствием спросил милицейский старшина, глядя на Рогова. К сопроводительным документам, лежащим на столе, он даже не притронулся.

Виктор назвал статью и срок.

- Авторитетно, - констатировал старшина, и тут же заспорил с подошедшим сержантом, "прокатит" ли названная статья под обещанную Горбачевым амнистию.

Получалось, что нет.

Старшина опять обернулся к Рогову:

- Ты бы это... Из карманов все выложи. И регалии свои сними, не положено в камеру.

- Да и не к чему, - поддержал его напарник.

- Как это снять? - Не понял Виктор.

- Ну, погоны, петлицы... Рви!

Рогов как пришел на суд прямо со службы, так и не переоделся: рубашка, галстук, китель.

- Жалко форму-то. В ателье перед выпуском на заказ шили.

- Она уж тебе вряд ли опять понадобится, - успокоил сержант. - И вообще... Переодеться бы ему во что-нибудь попроще, верно, Петрович? Не на парад ведь, к зэкам идет.

- Да, пожалуй. Родственники знают?

- Нет, - покачал головой Виктор. - Далеко они. В Ленинграде.

Милиционеры разом присвистнули.

Наступила неловкая пауза, потом старшина сдвинул на затылок фуражку и почесал лоб:

- Деньги твои возьму. Тут у тебя немного, но...

- Да, конечно! Возьмите! - Скороговоркой произнес Рогов. - Мне они уже ни к чему, а вам пригодятся.

- Но, но! - Встрепенулся милиционер. - Смотри мне...

- А что?

- Я робу тебе какую-нибудь куплю. Пожрать, покурить... Завтра получишь.

- Спасибо, - сглотнул слюну Виктор.

- Куда же его теперь-то, Петрович? - Сержант взял в руки "сопроводиловку". - В таком прикиде к жуликам не пихнешь...

- Сажай в седьмую, к полковнику.

Сержант кивнул и легонько подтолкнул Рогова в направлении больших, окованных металлом дверей, уводящих куда-то внутрь этой маленькой местной тюрьмы:

- Пошли.

Обреченно щелкнули электрические замки, заскрипели петли...

Тесная, вонючая камера. Всего освещения - тусклая лампочка над входом. Ни единого, пусть даже наглухо задраенного окошка, лишь мертвый, сводящий с ума искусственный свет не гаснет ни днем, ни ночью.

Шершавые стены. Почти все пространство пола занимает деревянный, местами уже подгнивший настил - нары. Тут же в углу металлическая раковина умывальника и "параша".

- Сколь надо мало человеку места, чтобы жить... - нараспев, словно монолог из Шекспира продекламировал расположившийся на нарах мужчина лет пятидесяти. По всему чувствовалось, что сидеть в одиночестве ему поднадоело. - Прошу! Все же, это самая лучшая камера из здешних.