Огненный перст

– Ты уходишь? – воскликнул хёвдинг. – Но куда? И зачем?

– Я говорил тебе, что пришел к конунгу, надеясь повести его в поход. Но Рорик думает не о войне, а о семейных делах. Ты, конечно, уже слышал: сестра Хельги брюхата.

– Слышал, – буркнул Хаскульд. – Весь лагерь об этом говорит.

– Теперь конунг отправится в паломничество по святилищам богов. А когда родится наследник, будет ждать, пока тот вырастет. У меня нет столько времени. Я ухожу искать другого союзника, который будет мечтать о ратных подвигах, а не о младенце в колыбели.

– Эх, если б только моя дружина была больше! – вскричал Дюр. – Я бы пошел с тобой, клянусь!

– У тебя три с половиной сотни лучших в мире воинов. Довольно, чтобы захватить Кыев. Я говорил: я знаю, как это сделать.

– На что мне Кыев? Что я буду делать в этой дыре? – Хёвдинг смотрел выжидательно. – Ну, захвачу я город, и что дальше? Буду сидеть там со своей малой дружиной, отбиваться от окрестных славян? И зачем Кыев тебе? Ты ведь хочешь захватить Миклагард?

– Чтобы идти большим походом на императора, сначала нужно создать свое княжество. Скажи, господин, если ты из Кыева позовешь к себе здешних викингов, многие ли отзовутся на твой клич?

– Треть или даже половина. Воины Рорика тоже истомились без дела.

– А если ты отправишь в Северные Земли посланцев с кыевским серебром, много ли найдется удальцов, которые захотят к тебе присоединиться?

Хаскульд просветлел лицом:

– Много. Тысячи две или даже три. – Но тут же и померк. – Однако ты говорил, что для войны с греками нужно двадцать тысяч…

– Ты соберешь войско из славян.

– Они плохие воины, – пренебрежительно скривился Дюр. – Не четам русам.

– Они просто не владеют военным ремеслом. Ты их научишь – так же, как я обучил тебя искусству борьбы. И наберешь столько войска, сколько нужно. На это уйдет три года или, может быть, четыре. Но не пятнадцать лет и не двадцать.

– Я могу это сделать! – вновь воспламенился Хаскульд. – Каждый из моих дружинников возьмет по десять сильных славян и сделает из них настоящих бойцов. А те потом обучат других. Но… Нет, ничего не выйдет. Рорик меня не отпустит… О, я проклят богами!

Он затряс кулаками от бессильной ярости.

«Как быстро у дикарей происходит смена настроений, – подумал Дамианос. – Воистину главное завоевание цивилизации – умеренность в порывах».

Оставалось сделать последний толчок.

– Зачем тебе спрашиваться у Рорика, господин? У тебя свой лагерь. Свои корабли. Ночью поднимешь дружину, велишь грузиться. А куда и зачем, объяснишь в пути. Воины только обрадуются.

– Да они со мной хоть на дно моря! О, Тор… – Хёвдинг захлебнулся от переполнявших его чувств, сорвал с чела золотой обруч, размахнулся – и мощным броском зашвырнул на середину реки. – Это тебе от меня! А это тебе, друг, за мудрый совет. – И сорвал с запястья серебряный браслет, протянул аминтесу. – Так я и сделаю! Дождусь, когда Рорик уплывет на родину, и уйду!

– Нет. Ждать нельзя. Конунг оставит вместо себя Хельги, а он хитер и подозрителен. Моя черная рабыня, которая делит с ним ложе, говорит, что Хельги хочет собрать все корабли в одно место и приставить к ним стражу.

Это было неправдой, но Дюр поверил.

– Мои лангскипы?! – вскричал он. – Как бы не так!

– Когда конунг оставит Хельги за старшего, тебе придется подчиниться.

– Тогда… – Хаскульд оглянулся и понизил голос. – Тогда вот что… Мы снимемся с лагеря нынче в полночь. В лангскипах всегда есть запас вяленого мяса на десять дней. Если воины потуже затянут свои желтые пояса, до Кыева хватит. Возьмем город – отъедимся.

Теперь, когда решение было принято, хёвдинг сделался спокойным и уверенным.

«Прирожденный полководец, – поневоле залюбовался им Дамианос. – Даже жалко вести такого на гибель».

– Сказители будут складывать саги о Хаскульде Дюре, – сказал он вслух. – Когда взойдет луна, я буду у тебя, господин.

Остаток дня аминтес потратил на два дела, которые так легко устраивались под покровом ночи, но в светлое время потребовали немалых ухищрений.

Сначала он отправился в поселок лесовичей и долго прятался в зарослях, дожидаясь, пока можно будет перемолвиться с Радославой. Она несколько раз показывалась, но рядом всё время кто-то был. Наконец, уже за полдень, вышла с ведром к ручью.

Дамианос подошел сзади, когда девушка зачерпывала воду, и прикрыл ей рукой рот.

– Это я. Тихо.

Радостная дрожь прошла по ее плечам. Она не вскрикнула, а лишь поцеловала его ладонь.

Он сказал то, что следовало – и так же бесшумно отпрянул назад. Времени на нежности не было. Когда Радослава распрямилась и обернулась, она увидела лишь покачивающиеся ветви куста.

Выманить для разговора Гелию тоже было непросто. Она всё не выходила из шатра Хельги, а солнце уже начинало клониться к западу. В конце концов Дамианос стал, прохаживаясь мимо, насвистывать песенку «Луна над Геллеспонтом». Часовой погрозил ему секирой – у вэрингов свист считался оскорблением. Зато из-за полога сразу высунулось смуглое лицо. Аминтес потер левой рукой подбородок. Это был условный жест срочного вызова. И четверть часа спустя помощница уже была у него.