Читаем Огненный перст полностью

Гелия рассказывала, что вэринги очень обидчивы и совершенно не выносят насмешек. Однако шут, стоя прямо перед хёвдингом, передразнивал, как тот милуется с женщинами – и воины хохотали, а громче всех сам Хаскульд.

Нечасто встретишь военачальника, который позволяет над собой потешаться. Для вэринга же подобное добродушие было чем-то из ряда вон выходящим.

Так возникла идея, к осуществлению которой аминтес приступил на следующий же день.

После занятий с оружием «желтые русы» (так Дамианос называл про себя воинов Хаскульда из-за цвета поясов и лент) любили развлечься борьбой. Хёвдинг всегда азартно наблюдал за состязаниями, а иногда, раззадорившись, выходил в круг и сам. Против богатыря не мог устоять никто – ловкий и сильный, Дюр неизменно одерживал верх.

Сама борьба, по мнению аминтеса, была тупа и примитивна. Побеждал тот, кто крепче ухватит противника и мощней швырнет его на землю. Правил никаких не существовало.

В этот день всё началось, как обычно. Довольно скоро обнаружился самый сильный борец, из недавно прибывших викингов – красномордый здоровяк, у которого руки были такой толщины, как у остальных воинов ноги, а грудь напоминала бочку. Он без большого труда опрокинул пять или шесть человек, после чего, не усидев на месте, против силача вышел сам Дюр. Детина был выше и шире, но не мог сдвинуть Хаскульда ни на пядь – казалось, хёвдинг выкован из стали. Когда физиономия великана из красной сделалась темно-багровой, а на губах от напряжения выступила пена, Дюр, крепко держа противника за плечи, сделал два быстрых шага назад, и потянул его на себя. Силач грохнулся о землю. Хаскульд прижал его спину коленом, и схватка закончилась. Прием показался Дамианосу немудрящим, но зрители восхищенно загудели. Разгоряченный победой, Дюр стал вызывать на площадку нового борца – хотел сразиться еще, но никто не решался.

Тогда Дамианос протиснулся между рослыми викингами и обратился к хёвдингу:

– Я византиец из Миклагарда, гость великого Рорика. Со мной раб, которого я обучил искусству борьбы. Если благородному господину не зазорно померяться силой с невольником…

Он показал на Магога, который на пол-головы возвышался над толпой. Еще в самый первый день Дамианос надел ему на шею железное кольцо, чтобы на огромного автоматона не пялились – свободные вэринги не удостаивали рабов внимания.

Глаза Хаскульда вспыхнули. Трипокефалова стать ему понравилась.

– Пусть ему дадут рукавицы, – ответил хёвдинг по-славянски.

– Конечно, господин. Еще не хватало, чтобы раб касался тебя своими лапами.

Приказ Магогу пришлось повторить четырежды:

– Два раза бросишь его наземь. Два раза. Потом дашь ему себя повалить.

Задание было на пределе сложности, доступной автоматону, но в конце концов Магог сонно кивнул.

Эту ходячую машину не смог бы победить ни один живой человек, даже самый сильный.

Борьбы не получилось. Трипокефал просто пошел на Хаскульда, взял его за бока, поднял над головой и швырнул. Дюр полетел кубарем, ловко перевернулся, вскочил на ноги и с разбега кинулся на автоматона. Тот даже не покачнулся. Снова проделал тот же трюк: взял хёвдинга за талию; оторвал от земли; поднял; швырнул.

Хаскульд опять поднялся, но лицо у него было напряженное, и бросаться очертя голову он уже не стал.

Зрители заволновались. Они никогда не видели, чтобы их предводителя кто-то сбивал с ног.

Магог медленно обернулся, ища глазами хозяина. «Всё, всё, – зашевелил губами Дамианос. – Больше не бросай его. Упади сам». Редкие бровки с усилием сдвинулись на низком лбу. Вспомнит или нет?

Дюр, видно, решил воспользоваться тем, что грозный противник отвернулся. С криком ринулся вперед и схватил автоматона за шею. С тем же успехом он мог бы обняться с дубом. Магог даже не повернул головы, он все так же смотрел на аминтеса. Но вот бровки разгладились. Трипокефал вспомнил.

Могучие ножищи подломились, и гигант грохнулся на спину, увлекая за собой Хаскульда.

– Ууууу! Дююююр! – заорали зрители.

Немного помятый триумфатор поднялся, торжествующе воздел руки. Стал показывать, как ловко сдавил врагу горло и тем самым лишил его силы.

Дождавшись, когда вопли поутихнут, Дамианос снова вышел вперед.

– Ты искусный борец, господин. Ты победил моего ученика. Не хочешь ли теперь побороться со мной?

Засмеявшись, Дюр посмотрел на него сверху вниз и громко перевел сказанное викингам. Все оглушительно захохотали. Должно быть, маленький, щуплый аминтес комично смотрелся рядом с атлетичным, статным хёвдингом.

Но поглядев в серьезные, спокойные глаза византийца, Хаскульд понял, что это не шутка.

– Ты маленький, но смелый, – добродушно молвил хёвдинг. – Хорошо. Давай позабавимся. Я постараюсь ничего тебе не сломать.

Дальше всё было предсказуемо и неинтересно.

Дамианос раз за разом бросал оппонента наземь, используя его же силу. Чем яростней был натиск, тем неотвратимей и стремительней падение.

После первого броска толпа охнула. После второго взвыла. Потом просто молчала.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Российского государства в романах и повестях

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее