Читаем Огненный перст полностью

– Эскулап говорит: пока нельзя. Бог хочет тебя сначала испытать. И еще он сказал: «В течение трех лун не подходите друг к другу, иначе один из вас умрет».

– Который? – опасливо спросил годи.

– Тот, чья колдовская сила слабее.

– Ладно. Не буду к тебе подходить. И ты обходи меня стороной, – подумав, объявил Урм. – Я не хочу твоей смерти.

Одной маленькой проблемой стало меньше. Но другая, главная, осталась, и ее надо было как-то решать.

<p>Divide et impera</p>

Недели две Дамианос размышлял и в конце концов не выдумал ничего оригинального. Когда не удается применить принцип «Бей в голову», то есть воздействовать непосредственно на вождя варваров, аминтесы используют следующий по эффективности способ: «Разделяй и властвуй». В данном случае древнее правило divide et impera, видимо, следовало применить в вариации annulus infirmus – «слабое звено». Выбираешь в цепи самое слабое кольцо, приставляешь к нему зубило, бьешь. Цепь лопается.

Самым слабым звеном у князя Рорика, пожалуй, был самый сильный его витязь – хёвдинг Хаскульд.

К этому выводу Дамианос пришел после того, как, исследовав главный стан руссов, приступил к изучению второго лагеря, где со своей дружиной расположился доблестный Дюр.

На зеленом, веселом лугу близ реки Волхов, будто огромные одуванчики, стояли желтые шатры. Это был цвет Хаскульда. На желтом значке, который развевался над его палаткой, щерил пасть волк с кабаньими клыками и бычьими рогами; вся дружина щеголяла желтыми поясами и желтыми лентами на шлемах.

Вокруг шатра огромным квадратом были выстроены грубые столы, за которыми умещалась вся Хаскульдова вольница и где никогда не переводилось угощение. У берега, высунув на песок острые носы, чернели десять лангскипов – личная флотилия хёвдинга.

В дружине, как было известно аминтесу, насчитывалось три сотни молодцов, но в свободное от учений время здесь собиралось немало людей и из Рорикова лагеря.

У Дюра никогда не скучали. Тоже не пренебрегали воинскими забавами, но это были именно забавы: под началом своего жизнерадостного предводителя викинги отрабатывали навыки боя, словно играли в азартную игру, а притомившись, садились за столы и пировали с такой удалью, словно шли в бой.

Дамианосу показалось, что воины из других отрядов завидуют товарищам, которым повезло оказаться у Хаскульда. Почти каждый день по Волхову с севера приплывали корабли и лодки, привозили новых вэрингов, желавших поступить в войско Рорика: иногда десяток человек, а иногда и три-четыре дюжины. Прежде чем поставить шатры, вновьприбывшие ходили, присматривались, выбирали место. И многие предпочитали не укрытую за валами крепость Рорика, а беспечное становище Дюра. За две недели дружина хёвдинга увеличилась на полсотни человек.

Если рать вэрингов будет и дальше расти с такой скоростью, то через год-другой шатрами покроется всё поле, с тревогой думал аминтес. И чем больше у заморских вэрингов будут говорить о том, как славно живут люди Рорика, тем скорее эта опухоль достигнет угрожающих размеров.

У Хаскульда порядок был такой: один день воины занимались поодиночке, другой – целыми отрядами.

Кроме рубки топорами и секирами, стрельбы из лука русы очень много времени тратили на метание своих коротких копий – кидали их далеко и метко. Обычное упражнение было такое: два бойца вставали напротив, шагах в пятнадцати, и швыряли друг в друга дрот с острым стальным наконечником. Метательное копье летело, рассекая воздух со свистом, прямо в грудь викингу; он перехватывал его, поворачивал и бросал обратно. И опять, и опять, и опять.

Особое внимание у Дюра уделяли искусству прыжков. Воины вставали в ряд, выставив щиты и копья; нужно было разбежаться, оттолкнуться ногой, перепрыгнуть через шеренгу, крутанувшись в воздухе, приземлиться на ноги и нанести удар сзади, по незащищенным спинам. Дамианос взял это упражнение на заметку. Отличный способ тренировки. Надо будет показать в Академии.

Было чему поучиться у русов и в групповом бою. При обороне дружинники Хаскульда ставили «стену» – сплошной барьер из щитов, непроницаемый для стрел. Потом, переходя в атаку, перестраивались «кабаньей головой»: впереди самые могучие бойцы, перед чьим напором не устоял бы даже строй гвардейских гоплитов, а затем, расширяя прорыв, клином шли остальные.

Но странная мысль о том, что слабое звено русов – предводитель самого сильного их отряда, пришла Дамианосу не на воинском ристалище, а во время пира.

Хаскульд сидел нарядный, нисколько не уставший после целого дня упражнений, и хохотал, глядя на кривляния шута-карлика. К хёвдингу прижимались две крепкие щекастые девки. Богатырь обнимал сразу обеих и разговаривал с ними по-славянски – значит, его подруги были из местных. Они смотрели на красавца с обожанием и только ссорились, какая положит ему в рот кусок повкуснее или даст отпить пива.

Но аминтеса заинтересовали не женщины.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Российского государства в романах и повестях

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее