Читаем Огненный перст полностью

– Да, но когда я начинаю отвечать, улыбается. Дает понять, что не верит ни одному слову. Недавно сказал: «Маленький человек всюду ходит, вынюхивает, выглядывает. Пускай. Я хочу, чтобы он видел нашу силу». Знаешь, я никого на свете не боюсь. А с этим холодным вэрингом и сама начинаю мерзнуть. Озноб по коже. Ты подумай, ему только двадцать два года! Каков же он будет в зрелом возрасте, когда поведет своих варваров на Византию? Придумай что-нибудь, брат. Иначе мы застрянем в этом унылом краю до скончания века. Ты ведь разрабатываешь какой-то план, правда? Расскажи!

– Разрабатываю. Будет готов, расскажу, – вяло отвечал он. К рассветному часу у него всегда слипались глаза и плохо соображала голова.

После ухода сестры аминтес ложился спать, а проснувшись, снова бездельничал – просто ходил, смотрел. И ждал вечера.

Единственным существенным результатом было то, что Дамианос изменил свое первоначальное мнение о викингах. Он ошибался, когда думал, что эти дикие воины не знают дисциплины и хороши только в одиночном бою. Да, у своих костров или на пиру русы вели себя буйно и шумно, но каждый день, с утра до позднего дня, они упражнялись в боевом искусстве, и демонстрировали поразительную слаженность. Пожалуй, регулярному ромейскому войску не удалось бы выстоять под ударом этого дружного строя – не то что при равенстве сил, но даже с двух-трехкратным численным преимуществом.

Особенно испугало аминтеса судоходное мастерство вэрингов.

В один из дней, когда ветер гнал по воде серую пену, конунг устроил на озере учебный бой. Частью кораблей командовал Хельги, другой – Хаскульд-Дюр.

Таких впечатляющих маневров не сумел бы провести и императорский флот.

Корабли русов не имели носа и кормы – они одинаково легко двигались и вперед, и назад. Если нужно было изменить направление на противоположное, судно просто спускало парус и гребцы пересаживались лицом в обратную сторону.

Русские ладьи были сделаны из тонких досок, выпиленных во всю длину древесного ствола и потому очень прочных и легких.

Исход сражения между двумя флотилиями разрешился, когда эскадра Дюра сделала прорыв прямо через отмель, где кораблям, казалось, пройти совершенно невозможно – там местами даже просвечивал голый песок. Но воины спрыгнули в воду, едва доходившую им до колен, подняли на руки свои корабли, бегом перенесли их туда, где глубже, и зашли противнику в тыл. Конунг, наблюдавший за ходом битвы с холма, протрубил в рог, объявляя, что победа за Дюром.

А Дамианос, представив морское сражение с таким противником, содрогнулся. Огнеметы хороши, когда ветер дует в правильную сторону. Но при такой маневренности русы могут зайти откуда угодно, и тогда неповоротливым дромонам с этими юркими суденышками не совладать. Лучники вэрингов поразительно метки. Во время учения они целили «неприятельским» кораблям только по мачтам – и сплошь утыкали их стрелами, не ранив никого из гребцов. Такие стрелки не подпустят матросов к парусам, и дромон не сможет сменить галс. Приблизившись, викинги цепляли борт длинными крючьями и шли на абордаж – не гурьбой, а особым образом, когда лучших бойцов с двух сторон прикрывают щитами товарищи.

Устрашающее зрелище водных маневров наконец вывело аминтеса из затянувшегося оцепенения.

Империи угрожала опасность, и очень серьезная. Да, русы пока еще немногочисленны. Но если не раздавить змееныша, пока он мал, вырастет могучий змей – и тогда будет поздно.

С одним Змеем – жрецом Урмом, поначалу сильно докучавшим «северному колдуну», Дамианос к тому времени уже совладал. В первые дни бывший слепец не давал аминтесу прохода. То, жестикулируя, требовал вернуть зрение и другому глазу, то просил научить каким-нибудь чудесам. Дамианос делал вид, что не понимает.

Тогда жрец пришел к нему с одним из местных словен, знавших по-русски.

– Великий волхв спрашивает, какие у тебя еще есть волшебные штуки кроме прозрачной трубки, – пугливо косясь на обоих чародеев, перевел толмач. – Говорит, покажи.

– Ничего больше нет, – ответил Дамианос.

Старик рассердился. Велел передать, что от слов «северного колдуна» пахнет ложью и что служителю Одина лгать нельзя – за это лишают жизни. Но в конце разговора убил своим ритуальным ножом не Дамианоса, а беднягу переводчика. Очевидно, не хотел, чтобы тот болтал об услышанном.

Назавтра явился опять, с новым толмачом. Был вкрадчив, предлагал обмен: научит всем хитростям, которые знает, в обмен на чудеса, которыми владеет Дамианос, и так приставал, что пришлось согласиться. Только сначала, сказал аминтес, нужно дождаться полнолуния, ибо «бог Эскулап» дозволяет говорить с собой лишь при полной луне. Второго переводчика гнусный старик отправил вслед за первым. Пообещал, что к назначенному сроку найдет среди местных жителей еще кого-нибудь, знающего язык.

Наутро после полнолуния аминтес разыскал жреца сам, пока тот не истребил всех ильмерских славян, имевших неосторожность выучить наречие вэрингов. Перевести попросил Гелию.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Российского государства в романах и повестях

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее