Огненный поток

Лишь теперь Кесри ощутил жгучую боль в ноге. Видимо, порвано сухожилие, подумал он, и от мысли этой боль, накатывавшая волнами, стала просто нестерпимой. Потом сквозь туман в голове пробился голос капитана Ми: «Черт возьми, хавильдар, ты весь в крови…» — и Кесри понял, что он у своих, лежит в середине каре, а взвод отбивает неприятельские атаки.

— Ступайте к солдатам, каптан-саиб, — сквозь стиснутые зубы проговорил Кесри. — Маддоу за мной приглядит.

Капитан кивнул и растворился в темноте. Меж тем великан распорол на Кесри рейтузы.

— Бахут кхоон ба, кровь течет сильно, — сказал он. — Нужна повязка.

Маддоу стянул с себя рубаху, разодрал ее на полосы и перевязал раненого. Потом что-то достал из кармана и сунул ему в рот. В нос Кесри ударил густой, приторно-сладкий запах опия.

Зелье стало как будто ответом на молитву: боль мгновенно отступила, дыхание выровнялось.

Через минуту вновь донесся голос капитана:

— Ну как ты, хавильдар?

— Сносно, каптан-саиб. Как там ребята?

— Стараются, да только не знаю, сколько еще мы продержимся без ружей. Эта шваль повсюду.

Кесри, окутанный удивительным покоем, вдруг кое-что припомнил из своей сипайской юности.

— Дайте мне дождевик, каптан-саиб! — крикнул он. — Я попробую один фокус — может, получится.

Вместе с Маддоу он соорудил подобие палатки из двух дождевиков. Потом выковырнул отсыревший заряд из своего ружья и попросил великана раздобыть сухие тряпицы. Тот снял тюрбан и с его изнанки оторвал несколько кусков ткани, не успевшей промокнуть. Скрутив их в жгуты, Кесри насухо протер ствол и ружейный замок. Затем позвал капитана и сказал, чтобы тот попытался выстрелить, укрывшись дождевиком.

Чуть погодя щелкнул выстрел, послышались испуганные вскрики. Капитан просунулся в палатку:

— Что ж, на время это их отпугнет. Повторить сможешь, хавильдар?

— Уже сделано, каптан-саиб.

Кесри передал мушкет капитану, и тут вдали грохнул выстрел, следом другой.

— Это капсюльные ружья! — вскинулся Кесри.

— Точно! — возликовал капитан. — Камеронианцы! Они услыхали наш выстрел!

Поняв, что помощь близка, Кесри позволил себе расслабиться. Когда подошли камеронианцы, он был без сознания.

Мой дорогой Захарий,

Пишу в спешке…

Я не знаю, каким поступком или какими словами убедить тебя, что я не желала причинить тебе боль. Если порой я была бессердечной и капризной, то лишь потому, что понимала: лучшим выражением моей любви станет предоставленная тебе свобода для поиска своего пути в жизни. Ты же знаешь, я глупое, суетное и несчастное создание, и я хотела избавить тебя от бед и позора, которые навлекала на всех, кого любила. Но и в этом своем стремлении я была глупа и суетна, лишь теперь я понимаю, что есть только один действенный способ отпустить тебя на свободу…

На прощанье прошу об одном: позаботься о Полетт, чьи надежды на счастье я тоже порушила. Ты уже крепко стоишь на ногах и, несомненно, добьешься большого успеха, а вот ей придется несладко. Если хоть что-нибудь я для тебя значу, ты исполнишь то, что не успела я: загладишь мою вину.

Я надеюсь, что когда-нибудь ты простишь себя и женщину, которой злосчастная судьба предначертала быть

Твоей Кэти.

29 мая 1841 г.

Глава 22

После бури английские войска перегруппировались и, собрав свои заблудившиеся подразделения, спешно отступили в укрытие четырех бастионов.

Однако противостояние далеко не закончилось, демонстрация враждебных намерений длилась еще два дня: двадцать пять тысяч крестьян, подчинявшихся только своим вожакам, упорно стояли под знаменами своих деревень.

Контрмерами английского командования стали новые ультиматумы мандаринам с угрозами атаковать город, если толпа не рассеется. Грозные посулы возымели действие, и китайские власти, наконец вмешавшись, уговорили крестьян разойтись по домам. И лишь тогда английские войска оставили высоты над Кантоном.

Обо всем этом Кесри узнал гораздо позже: волонтеры еще томились в бастионе, когда у него началась гангрена и ему отняли выше колена левую ногу.

Накачанный морфием, он мало что помнил о том времени. Но однажды, в минуту просветления, увидел стоявшего над ним капитана Ми. Заметив, что Кесри открыл глаза, тот сказал:

— Здравствуй, хавильдар. — Голос его дрогнул. — Ну как ты?

— Живой, каптан-саиб, — прошептал Кесри.

— Жаль, что так вышло.

— Жалеть не о чем, каптан-саиб. Вот он я, хоть не думал, что уцелею.

— И мне бы, наверное, конец, если б не ты. Камеронианцы вряд ли подоспели бы, не сообрази ты с ружьем. Поди знай, чем бы оно все закончилось.

— Нам повезло.

— Дело не в везенье. Ты всех нас спас. Командующий представил тебя к награде за храбрость.

— Рад стараться, каптан-саиб.

— Завтра возвращаемся на транспортный корабль, что стоит у Вампоа. Потом тебя переправят на Гонконг. Там о тебе позаботятся, и я договорился, чтобы у тебя была отдельная комната. Компанию тебе составит пушкарь Маддоу, он сам попросился в сопровождающие.

— Благодарю, каптан-саиб, я тронут.

— Не за что, все по твоим заслугам. — Капитан похлопал Кесри по плечу. — Я навещу тебя, как только окажусь на Гонконге. Ну, до скорого.