Огненный ручей

В большом трёхэтажном доме соцгородка, за шесть километров от завода, Афонины друзья-маляры белили по¬толки, красили стены и окна, Афоня познакомился с ними через тётку. Они около месяца проходили под её наблюде¬нием практику, и Афоня за это время успел с ними сойтись.

Когда Афоня и Андрюша появились в длинном коридо¬ре, они услышали песню. Высокому и чистому, чуть дро¬жащему голосу вторил мужской бас, сильный и красивый. Песня вылетала из последней по коридору комнаты:

Ты навик моя коха-ана,

Змерть одна ра-азлу-учить нас…

— Наташа с Толькой поют,— сказал Афоня.— Премию по самодеятельности получили. Их в киевский театр брали, а они не пошли.-И вдруг он закричал: -Эй, артисты, здорово!

Песня оборвалась.

— Привет молодому поколению!

Афоня ввёл Андрюшу к малярам и представил:

— Мой друг, товарищ из Москвы!

Молодой парень с забрызганным белой краской ли¬цом — он был похож на припудренного артиста — кивнул

Андрюше головой.

Высокая девушка с нежным розовым лицом, к которому очень шёл голубой платок, протянула Андрюше руку.

Андрюша знал: они лишь всего год назад окончили «ремесло», то есть ремесленное училище, и теперь уже ра¬ботают мастерами.

— Ты чего пришёл?!— спросил Анатолий.— Опять, на¬верное, за краской — трубу расписывать?

— Я её давно уже покрасил охрой,— сказал Афоня.— Я просто так зашёл, навестить. Как живёте? Может, помочь

в чём надо?

Анатолий и Наташа переглянулись. С таким предложе¬нием Афоня обращался к ним впервые. Он иногда просил у них в долг кисть, белила, олифу, но о помощи не заикал¬ся. А тут…

Анатолий подозрительно осмотрел Афоню:

— И по-настоящему будешь работать?

— По-настоящему. Только я не один, а вот с этим пар¬нем.— Афоня обнял Андрюшу.

Анатолий не понимал одного: с чего это вдруг ребятам потребовалась работа?

Конечно, он мог им дать какое-нибудь поручение, тем более что в малярном деле Афоня уже разбирался, но ему было странно видеть двух мальчишек в этот солнечный день не на реке, а в строящемся доме, пустынном и пропахшем краской.

А дело было просто.

После ссоры с Майкой Андрюша тихо возненавидел Афо¬ню. Только он во всём виноват. И это чувство у Андрюши не прошло даже после того, как они отдали вместе с Афоней свой долг — рыбу.

Андрюша чувствовал, что ждёт минуты, чтобы крепко поругаться с Афоней, но, немного поостыв и поняв, что, по¬ссорившись с Афоней, потеряет единственного друга, он за¬думался.

Вот, допрыгался! Сама Майка, человек, которому он так доверял, против него. И, главное, ничего не возразишь: она права. Все кругом работают: отец на заводе, Майка по до¬му, Витаха площадку строит, а он… ничего не делает.

Но что ему прикажете делать? На завод работать — ма¬леньких не берут, к Витахе после всего происшедшего не пойдёшь… Как же тогда доказать, что ты не курорт¬ник?

И вдруг Андрюшу осенила замечательная мысль. Афоня как-то рассказывал, что у него есть друзья-маляры, которые учились у тётки. Надо идти к малярам! Работа у них не тя¬жёлая, и Андрюша докажет, что он не какой-нибудь там белоручка, а тоже соображает, что сейчас надо всем ра¬ботать.

Разговор с Афоней был короткий; хочет он или не хочет, а познакомить Андрюшу с малярами он должен.

Почувствовав решительность в тоне приятеля, Афоня не возражал. Он тут же оделся и пошёл в соцгородок.

Анатолий позволил ребятам поработать в третьей квар¬тире.

Войдя в третью квартиру, Афоня деловито прошёлся по комнате и прищуренным глазом окинул потолок. На Афоне были рваная, вся в мелу, в масляной краске, военная гим¬настёрка и выцветшие галифе, подвёрнутые у щиколоток.

Андрюша был в свежей белой рубашке и в коротких шер¬стяных штанах.

— Ты вот что,— предложил Афоня,— снимай свою ру¬баху и надевай мою гимнастёрку. Так лучше будет.

— А ты-то как — голый?

— Голый поработаю, а ты надевай, надевай! Афоня быстро стянул с себя гимнастёрку и отдал това¬рищу.

Андрюша подошёл к раскрытой оконной раме — она была как тёмное зеркало — и взглянул на себя. Он одёрнул гимнастёрку, огляделся направо и налево. Ему показалось, что он стал как-то сильнее, и захотелось, чтобы его сейчас

увидела Майка.

— Ну, давай, Афоня, начнём,— сказал он.— Что будем

делать?

Афоня сунул Андрюше решето и велел трясти его над ведром, а сам стал кидать в решето известь. Белая пыльца, словно облако, поднималась над ребятами. Просеянную из¬весть, мягкую как мука, Афоня размешал в воде и всё это вылил в краскопульт.

Прибор для побелки — краскопульт — чем-то напоминал Андрюше парикмахерский пульверизатор. Правда, там па¬рикмахер, опрыскивая одеколоном, давил грушу, а у этого большого «пульверизатора» сбоку торчал шофёрский насос. От краскопульта отходила резиновая трубка с дырчатым шариком на конце.

Пока Афоня прочищал проволочкой дырки, забитые краской, Андрюша прошёлся по квартире.

От шагов звенел воздух, и голос был гудящим, будто раз¬давался в пустой бочке.

Три комнаты соединялись между собой дверями. На кух¬не, вся забрызганная краской, стояла газовая плита с ни¬келированными: краниками.

В ванной комнате, словно глыба льда, лежала на боку белая ванна.