Огненный трон

Уолт не шевельнулся, но Анубис поднял голову. Как всегда, сердце мое радостно запрыгало (хотя этого я сердцу не разрешала). Глаза бога мертвых были такими гипнотизирующими, что я позабыла о существовании собственных мозгов и смогла выдавить из себя только неопределенное:

— Ну-у-у…

Лиз была бы мною довольна.

— Сейди, зачем ты здесь? — спросил Анубис. — Разве ты не знаешь, что Картер при смерти?

Этот вопрос мгновенно привел меня в чувство.

— Знаю, парень с шакальей головой! Я и не собиралась сюда. Кстати, а почему я здесь?

Анубис указал на дверь лазарета.

— Должно быть, тебя позвала душа Жас.

— А что, Жас умерла? Или я?

— Пока вы обе живы, — ответил Анубис. — Но находитесь на грани смерти. Поэтому ваши души могут общаться. Правда, недолго.

Уолт по-прежнему не замечал моего присутствия.

— Я не смог ей этого сказать. Почему я не сказал ей об этом? — бормотал он.

Потом он разжал пальцы. На его ладони лежал золотой шен — точная копия амулета, который он подарил мне в Лондоне.

— Анубис, что с ним? — спросила я. — Неужели он меня не видит и не слышит?

Анубис положил руку Уолту на плечо.

— Он и меня не видит и не слышит. Только чувствует мое присутствие. Уолт сам позвал меня, прося его направить. Вот я и пришел.

— Направить? Куда?

Думаю, спрашивать такое у Анубиса было крайне невежливо, но меня, честно говоря, рассердил выбор Уолта. Из всех богов, к которым он мог бы обратиться за помощью, ему менее всего подходил Анубис.

Я вновь поймала взгляд Анубиса. Его глаза были еще печальнее, чем в Лондоне.

— Иди к ней, Сейди, — сказал он. — У тебя совсем мало времени. Обещаю: я сделаю все, чтобы облегчить боль Уолта.

— Какую еще боль? Ты можешь объяснить…

В это время дверь лазарета распахнулась, и поток Дуата втолкнул меня внутрь.

Наверное, наш бруклинский лазарет был самой уютной в мире лечебницей. Но любая больница все равно остается больницей, а я такие места терпеть не могу. Отец рассказывал мне: когда я родилась, то вопила не переставая, пока меня не унесли из родильного отделения. Я всегда пугалась при виде шприцев и отказывалась принимать таблетки. Но больше всего я боялась запаха больных людей. Почему меня не пугал запах покойников и кладбищ? Сама не знаю. Наверное, потому, что я считала мертвых какой-то другой реальностью. А вот больные… И дело не в запахе лекарств. Я имею в виду запах болезни. Брр, даже говорить об этом спокойно не могу.

Первый раз я заходила к Жас перед путешествием в Лондон. Тогда это потребовало от меня немалых сил. Но даже сейчас, в облике ба, я ощущала тяжесть.

Лазарет был почти таким же просторным, как и моя комната. Отделанные песчаником стены, широкие окна, за которыми светился ночной Нью-Йорк. Шкафы из кедра хранили запасы обычных лекарств и магических снадобий. В углу находился фонтан со статуей богини Сехмет — покровительницы целителей. Я слышала, что вода, протекающая через руки Сехмет, способна мгновенно излечивать простуду и грипп, а также снабжать организм ежедневной нормой витаминов и железа. Но у меня никогда не хватало смелости выпить этой воды.

Меня встретило уютное журчание фонтана. И все равно мне было не по себе.

В лазарете горели магические свечи со вкусным запахом ванили. Однако их зажигали не для ароматизации воздуха. Они следили за состоянием больного. Цвет пламени показывал особенности болезни. Забыла сказать: свечи плавали в воздухе наподобие иероглифов в Зале эпох. Сейчас все они висели над постелью Жас. Цвет пламени был темно-оранжевым.

Жас лежала, скрестив руки на груди. Светлые волосы разметались по подушке. Она слегка улыбалась, словно ей снился приятный сон.

А в ногах у нее сидела… другая Жас. Или мерцающий зеленый образ нашей ученицы. Но это не был ба. Выглядел он совсем по-человечески. Может, Анубис не захотел сказать мне правду и Жас умерла? Тогда, получается, я вижу ее призрак.

— Жас, — робко произнесла я.

На меня опять нахлынуло чувство вины. Все печальные события минувших дней начались с жертвы, принесенной Жас. Не было бы моей поспешности, не понадобилась бы и ее жертва. Виновата я, чего уж говорить.

— Жас, ты…

— Думаешь, я умерла? Нет, Сейди. Это мой рен.[43]

Ее прозрачное тело задрожало. Присмотревшись, я увидела, что все оно состоит из отдельных видеофрагментов, показывающих разные периоды жизни Жас. Вот она совсем маленькая, сидит на высоком детском стуле и размазывает себе по лицу какую-то кашу. На соседнем фрагменте двенадцатилетняя Жас выполняла колесо в спортзале. (Помню, я удивилась, узнав, что отбор кандидатов в группу поддержки был довольно серьезным. Помимо звучного голоса и умения воодушевлять команду от каждого участника группы требовалась спортивная подготовка.) В этой коллекции странного видео я заметила и совсем недавний фрагмент: Жас открывает школьный шкафчик и достает сияющий «джед» — магический амулет, оставленный нами. Он-то и привел ее в Бруклин.

— Твой рен, — повторилая. — Это еще одна ипостась твоей души?

Зеленый образ кивнул.

— Египтяне считали, что душа имеет пять различных ипостасей. Ба[44] — это личность. А рен…