Огненный Зверь

— Удивляешься выбору напитка? — сказал он. — У отца богатый бар, выбор есть, но, боюсь, начав, я не скоро закончу, а я все еще жду объяснений.

На моей памяти Кирилл впервые назвал Золотаревского отцом, обычно он звал его стариком или же Владимиром Петровичем, отцом — никогда.

Я не знала, что сказать, сидела и молчала, следя за ним, пока он готовил кофе. Его движения были совершенно спокойными.

Кирилл поставил передо мной кружку и сахарницу.

— Извини, молока нет, старик никогда не покупал молоко, — в его взгляде что-то мелькнуло при воспоминании о Золотаревском, но он снова загнал чувства глубоко в себя. — Итак, я тебя слушаю. Зачем он сказал тебе приехать и что ты знаешь о том, что произошло?

Кирилл опустился на соседний стул напротив меня и сверлил меня взглядом.

Мне было не по себе. Безусловно, я собиралась все ему рассказать. Но здесь? В квартире, где меньше часа назад лежало тело Владимира Петровича? Мне хотелось сбежать отсюда, но Кирилл, похоже, пока не собирался никуда уходить.

— Откуда ты узнал, что мне известно больше? — спросила я. В конце концов, я ведь ставила блок чувств и врала полиции очень убедительно.

Взгляд Кирилла явно сказал: "Я, что, похож на идиота?"

Но вслух он ответил все также спокойно и вежливо:

— Во-первых, это полная чушь, что ты на ночь глядя пошла к старику за какой-то там книгой. Он мог спокойно передать тебе ее в офисе утром, — я кивнула, признавая его правоту. — Во-вторых, ты пришла без машины, я не заметил ее у подъезда, — ну, конечно же, он всегда все замечал. — Если бы тебе, и вправду, вдруг понадобилась какая-то редкая книга в срочном порядке, может, ты бы и поехала за ней, но с работы, а не заскочила бы домой, бросила там машину и побрела по сугробам пешком. Ну, и, в-третьих, зачем старик настроил защитное заклинание на тебя? Это самый подозрительный момент. Оно всегда было настроено только на него и на меня. А он не просто добавил тебя в список тех, кому можно входить в любое время, но и сделал так, чтобы ты могла пускать сюда других людей.

Все звучало очень логично, когда он успел все сопоставить?

— И, в-четвертых? — подтолкнула я.

Кирилл скривился, будто съел лимон.

— В-четвертых, — его тон стал жестче, — я даже не могу представить, что могло заставить моего отца убить себя, тем более сейчас. И ни записки, ничего. Так не бывает. А раз вместо записки, я нахожу тут тебя, это значит, что он что-то передал тебе. Я прав?

Можно подумать, он сомневался в своей правоте.

— Прав, — призналась я.

— Ты была здесь, когда он это сделал?

О Господи! Я чуть не захлебнулась кофе и вскочила. Да как он мог такое подумать?!

— Думаешь, даже зная его план, я бы стояла и смотрела, как он умирает?! — закричала я, я, которая обещала держать себя в руках, во что бы то ни стало.

Меня просто распирало от возмущения. Если бы только Владимир Петрович сообщил мне о своих планах заранее, да я бы костьми легла, но не позволила ему убить себя. Я бы уговаривала, умоляла, да хоть бы связала, чтобы он не смог причинить себе вред — что угодно, но только не стоять и смотреть.

Кирилл пронзительно посмотрел на меня. Сканируя?

— Прости, — выдохнул он.

Моя грудь вздымалась.

— Да как ты мог такое подумать? — всхлипнула я. — Да я…

Кирилл молча встал и сгреб меня в объятия, я уткнулась носом ему в плечо, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Слишком много эмоций на сегодня. Слишком. А теперь снова еще и он меня успокаивает?

"Тише, — посоветовал Зверь. — Может быть, он нуждается в твоем тепле не меньше, чем ты в его?"

Я крепче обняла Кирилла. Хотелось забрать себе всю его боль.

— Прости, — повторил он.

— Не извиняйся, — пробормотала я, получилось глухо, слова уходили ему в плечо, но я все еще прижималась к нему, — это я виновата, не объяснила толком, и ты начал строить версии.

— Тогда расскажи.

Я не знала, с чего начать, как рассказать все спокойно и по порядку, не сбиваясь и не отвлекаясь на собственные эмоции и переживания.

Мы так и стояли посреди кухни, а я пыталась пересказать все, что мне известно, иногда вздрагивая и прерываясь, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Кирилл не перебивал, прижался щекой к моим волосам и молчал. Мы могли бы сесть, снова вернуться к кофе, мой голос стал бы спокойнее, я бы видела его глаза и их реакцию на мои слова, но мне казалось, что если я отодвинусь от него хотя бы на сантиметр, мой рассказ вообще оборвется и мысли смешаются. Кирилл тоже не выражал желания переместиться или поменять позу, просто обнимал меня и слушал.

Я рассказала о курьере, письме, ключах в конверте. Приложила максимальные усилия, на которые была способна, чтобы вспомнить содержание письма, как можно более подробно. Потом рассказала, как пришла сюда, как импровизировала, вытащив на лестничную площадку соседку. Умолчала только о своей истерике возле подъезда, сказала только, что Зверь привел меня в порядок по дороге сюда, чтобы никто ни о чем не догадался, остальное Кирилл мог додумать сам.

— Значит, пожертвовал собой ради нас, — горько произнес Кирилл, когда я выдохлась и замолчала. — К черту это благородство…