Он оказался зависшим в центре огненной бездны с удивительно асимметричным рисунком малиновых и золотистых жил, стеблей и веточек, образовывающих красивый «коралловый» куст. Это был фрактал устойчивых солитонных струй с протекающими в них ядерными реакциями. Ниже, в самом ядре Солнца, ветви фрактала расплывались в общем свечении – солитоны теряли «индивидуальность» и тонули в модуляционных возмущениях ядерных реакций, оседая в протонный «конденсат». Именно в этой зоне происходили цепочки реакций протон-протонного цикла, дающие основной выход энергии Солнца. Два протона объединялись, излучая позитрон и нейтрино и образуя ядро дейтерия, тяжелого изотопа водорода, затем к нему присоединялся еще один протон, рождая ядро легкого изотопа гелия – гелия-3, и, наконец, к ядру гелия-3 добавлялось еще одно такое ядро, образуя ядро обычного гелия (гелия-4) с испусканием двух протонов. Температура плазмы в зоне «конденсата» достигала уже восьми-десяти миллионов градусов. Реакции углеродно-азотного цикла – через цепочку превращений углерода в азот и кислород, который распадается снова на углерод и гелий, – приводящие к такому же результату, начинали идти еще ниже, почти у центра ядра, где температура плазмы достигала двадцати миллионов градусов. Но в Солнце эта зона уже не работала, замороженная «огнетушителем».
– Иди поешь, – раздался в глубине головы Кузьмы голос Кати. – Не то свалишься от недостатка энергии.
– Мне влили глюкозу и какие-то необыкновенные тоники, не свалюсь. Что тут у нас плохого?
– К счастью, они «не заклинили» инк-систему, Дэв начинает слушаться, уже включил реактор. Но связи с поверхностью нет. И все же я не устаю восхищаться!
– Чем? Что мы живы?
– «Кротом». Удивительная машина. Фантастический запас живучести! Проектировали ее необыкновенные по творческим потенциям люди.
– Ты говоришь сейчас как агент Наблюдателя или просто как человек?
– Как агент, – не обиделась Катя. – Дэв, ты меня слышишь?
– Слышу, – после паузы ответил инк «крота» своим обычным мягким бархатистым голосом. – Можете располагать мной, как и прежде. С великим сожалением должен заметить, что ваш товарищ мертв.
– Кто?! – испугался Кузьма.
– Жан Иванов. Он получил травмы, не совместимые с жизнью.
– Кто его… так?
– Оскар Мехти.
Кузьма еле сдержался, чтобы не выругаться.
– Если вернемся, я его!..
– Это моя забота, – послышался тихий голос Хасида. – Не отвлекайтесь там на пустяки. Какие у нас шансы достичь цели?
– С внешним целенаведением – почти стопроцентные, – ответила Катя. – А так – пятьдесят на пятьдесят. Внешнее целенаведение не работает, Дэв не слышит Землю.
– У нас есть свой нейтринный телескоп, – напомнил Кузьма.
– Самого «огнетушителя» он не увидит.
– Тогда его надо настроить по вторичным эффектам, пусть Дэв попробует, – предложил Хасид. – Нам просто нужно попасть в центр Солнца.
– Это не так просто, – возразил Кузьма. – Мы должны для гарантии подойти к «мячу» вплотную и запустить в него «паньтао».
– Тогда я умолкаю.
– Дэв, – позвала Катя.
– Я понял, – откликнулся инк. – Сделаю все, что смогу. Запускаю бур.
«Крот» вздрогнул, перестал бесцельно крутиться среди «веточек» фрактала реакций и устремился вниз, к ядру Солнца.
– Сколько нам осталось пройти до «огнетушителя»?
– Примерно семьдесят тысяч километров.
– То есть около двадцати часов. Тогда я пошел тестировать «паньтао».
Кузьма раскрыл свой кокон, вылез из кресла. Откинулись и «лепестки» кокона Кати.
– Я с тобой. Думаю, Дэв справится с управлением часок-другой.
Кузьма хотел возразить, напомнить девушке об ответственности, но увидел манящий свет в ее глазах и шагнул навстречу…
Спустя четыре часа, когда Кузьма, Катя и присоединившийся к ним Хасид, с перебинтованными и почти зажившими руками, обедали в зоне отдыха, обсуждая судьбу деда Екатерины, Дэв их вызвал в рубку по тревоге.
Кузьма домчался первым, нырнул в кокон органеллы, и Дэв подключил его к информсети «крота». Физик оказался внутри все того же огненного пузыря с узором термоядерных струй, но теперь внизу (прямо по курсу «крота») в ало-золотистой бездне стал виден кружевной узор черноты, уплотняющейся буквально на глазах.
– Температура ядра падает со скоростью один градус в секунду, – сообщил Дэв. – Зона охлаждения расширяется со скоростью два километра в секунду, и скорость эта растет. Процесс явно ускоряется. Если мы повернем назад и перейдем на форсаж, возможно, успеем уйти. Прошу указаний.
– Мы-то, может, и успеем… – проговорил подсоединившийся Хасид. – Только что мы будем делать без Солнца, если оно погаснет? По-моему, обратной дороги у нас нет. Или у кого-нибудь есть другие предложения, господа физики и агенты?
– Дэв, мы сможем продержаться какое-то время в условиях «вакуумного вымораживания»?—спросил Кузьма.
– Не больше нескольких минут, – после некоторого замешательства ответил инк. – Точнее сказать не могу. Защита от «вымораживания» потребует слишком большого расхода энергии.
– Что ты задумал? – поинтересовалась Катя.