На мгновение ее взгляд прояснился, и через огонь проступила тьма. Итрида заморгала, как просыпающийся от тяжелого сна человек, и сосредоточилась на лице Даромира. Но прежде чем он успел обрадоваться и сказать хоть слово, она оттолкнула его с нечеловеческой силой.
– Беги, – выдохнула она. А в следующий миг огонь заполнил ее глаза, засиял под кожей, пролился по жилам от шеи к рукам и ключицам, нырнул под одежду… Даромир попятился, не в силах отвести взгляда от поднимающейся ему навстречу огненосицы. Она пылала: глаза, кожа, волосы – все сияло так ярко, что смотреть было больно. Темнота амбара высветилась до самого дальнего угла, будто под крышей засияло солнце. Даромир почувствовал сухой горячий жар. Он подкрадывался к шехху и набирал силу так быстро, что испарина на коже мигом высохла, а волосы стали скручиваться в обожженные завитки. Итрида шагнула к Даромиру, и с ее пальцев закапало пламя – ярко-красное с золотой каймой по краям. Ее лицо застыло маской, не отражая ни единого чувства.
И Даромир побежал.
Он успел вылететь из амбара и захлопнуть за собой дверь. Уперся обеими руками в тяжелый разбухший засов. Ноги заскользили по земле, и Даромир зарычал от натуги. Засов едва поддался, и шехх налег на него изо всех сил. Рывок – и в миг, когда дверь выгнулась и жалобно заскрипела от сотрясшего ее изнутри удара, засов встал на место.
Даромир попятился, не отводя взгляда от амбара. Несмотря на печальный облик, засов держался крепко, не выпуская огненосицу. Сияло, выло и грохотало, длинные языки пламени вырывались из окон, слепящие даже при дневном свете. Даромир разрывался между желанием броситься внутрь и пониманием, что он не сумеет совладать с огненной ворожбой. Все, что ему оставалось – ждать.
Постепенно всплески огня становились все тише, пока не прекратились вовсе. Когда их гудение стихло, Даромир прислушался. По воленской привычке помянул морокуна и кинулся вытаскивать засов.
Внутри все было черным-черно из-за пламени, опалившего амбар. Густой удушливый дым висел под крышей, и разглядеть в нем что-либо было невозможно. Шехх припомнил, в какой стороне он оставил Итриду, и шагнул было туда. Но она сама встала перед ним – чумазая, вся в саже, с обычными глазами и посеревшим усталым лицом. Вот только огонь, вырвавшись из ее тела, не пожелал униматься и теперь жадно пожирал уцелевшие перекрытия и окружал людей, протягивая к ним когтистые лапы. Даромир подхватил покачнувшуюся девушку и вытащил ее на улицу.
Они отбежали шагов на сорок и рухнули в пшеницу. Итрида лежала ничком, тяжело дыша. Даромир сидел, подогнув колени и зажав в зубах сорванный колосок. На его глазах здание рассыпалось, давно позаброшенное и теперь окончательно умершее. Что ж, у него получился достойный погребальный костер.
Итрида перевернулась на спину и приподнялась, опираясь на локти.
– Бояна помогала тебе совладать с огнем, верно?
Итрида помолчала, не спеша с ответом. Потом все же кивнула и прокашлялась. А затем тихо сказала:
– Я всегда выбирала одиночество. И Бояну тащить с собой не собиралась. Но когда она впервые мне помогла, я поняла, что не смогу ее отпустить. Мне повезло, что и она не хотела уходить. Хотя я до сих пор знать не знаю, почему.
Даромир повернул голову и долго рассматривал уставшую Итриду, не отводящую взгляда от амбара.
– Я бы на ее месте тоже никуда не ушел, – наконец тихо сказал он.
– Что? – не расслышала Итрида. Даромир не стал повторять. Вместо этого он спросил:
– И как часто с тобой случается… такое?
Итрида села и устало растерла руками лицо, провела ладонью по волосам и наконец обняла себя за плечи, будто вырвавшийся огонь выжег все тепло из ее тела.
– Все чаще и чаще.
Глава 9. Один неверный шаг
Тонко звенели комары.
Настойчивый писк присутствовал всегда, независимо от того, был тусклый день или непроглядная ночь, шел мелкий противный дождь-сеногной или светило солнце. А ветер в эти земли не забредал. И воздух всегда был душным, тяжелым и спертым.
Храбр хлопнул ладонью по шее. Поскреб вспотевшую кожу ногтями, отер ладонь о штаны и снова взялся за топорище. Наточенное до синевы лезвие взлетело в воздух и упало росчерком серебристой молнии, раскалывая кривую корягу напополам. Храбр взмахнул топориком еще пару раз, и коряга окончательно превратилась в добротные поленья. Парень откинул их к горке собратьев, медленно росшей по правую руку от него, и снова прихлопнул комара, теперь уже на голой груди.
Судя по звону, кусать его должны были не две-три твари, а целое облако, от встречи с которым живого места на теле не осталось бы. Но, видно, лишь немногие из крылатых кровососов могли преодолеть защиту ухмыляющейся рожицы на палке, которую воткнула возле Храбра Ихтор, едва он взялся за топор. Колдунья сделала дело молча. Спокойно улыбнулась Храбру, отчего красные точки на ее лице слились в единую линию, похожую на надрез. И ушла обратно в покосившуюся избушку. Домишко вздрогнул, и возле одной из четырех свай, на которых он стоял, мох засочился зеленоватой болотной водой.