Даромир понял, что впервые с момента, как все собрались в избушке, пропахшей травами и чаем, услышал ее голос, и звучал он так, словно Итрида долго-долго кричала. Но никто из них ничего не слышал… Шехх подумал о том, не могли ли дейвас и Хранительница Чащи воспользоваться ворожбой, чтобы заглушить крики. Его нутро скрутило яростью, а рука все же легла на оружие. Итрида, словно почувствовав его злость, подняла наконец голову. Припухшие покрасневшие глаза ее были сухими.
– Благодарю за гостеприимство и правду, Хранительница Ясмена. Мы уйдем, – она мельком глянула за окно, где час назад обрушилась темнота, – на рассвете.
– А кто, интересно, вас проводит? – дейвас вздернул бровь.
Теперь уже и Храбр, и Бояна недоуменно переглянулись. От колдуна веяло враждебностью, а каждый раз, когда его взгляд падал на Итриду, он поспешно отводил глаза, точно не мог долго на нее смотреть. Она же остановила на нем спокойный, ничего не выражающий взгляд и вздернула бровь точным отражением его жеста.
– Вы, пан Болотник.
Ясмена поперхнулась и закашляла в кулак. Потом пробормотала что-то о припасах и исчезла за дверью. Двое огненосцев продолжали сверлить друг друга взглядами. Храбр тронул Бояну за плечо и кивнул на выход. Она обеспокоенно глянула на Итриду, но все же неохотно встала и последовала за оборотнем. Храбр остановился возле Даромира, пропуская перед собой девушку.
– Пойдем, друг. Если они не поговорят, то один из них сгорит, не дойдя до этих самых рудознатцев.
– Я буду только рад, если от колдуна останется лишь горстка праха, – тихо процедил шехх.
– А ты уверен, что победит наша Итка? – спросил Храбр. Хлопнул шехха по плечу и вышел, не дожидаясь ответа.
Итрида наконец посмотрела на Даромира. Ее лицо словно оттаивало, наполняясь жизнью и вновь возвращаясь к привычной подвижности. Она недоуменно огляделась по сторонам, а когда поняла, что все ушли, остановила взгляд на Даромире и улыбнулась ему мягко, точно капризному ребенку.
– Дар…
– Я понял.
Шехх круто развернулся и покинул комнату, хлопнув дверью так, что возмущенно зазвенели миски.
Итрида, проводив Даромира взглядом, рассеянно принялась осматривать небольшую уютную избушку. Скользнула взглядом по ухвату, прислоненному к печи, ровным рядам склянок на полках и пучкам трав, развешенным под потолком. По двери, ведущей куда-то еще, по белым легким занавесям на окнах, чуть развевающимся, хотя ветра не было. По позабытым тарелкам и чашкам. По Марию, который выдвинулся из своего угла и положил руки на стол, разглядывая ее саму.
Кроме них с дейвасом, в избе больше никого не осталось, и внезапно Итрида почувствовала его присутствие так остро, как будто оно иголками вошло ей под кожу. По телу побежали мурашки, и волосы на затылке бродяжницы встали дыбом. Это чувство было острым, точно страх, но к нему примешивалось что-то еще. Что-то, чего раньше она не ощущала.
Дейвас встал и медленно направился к Итриде. Его глаза казались черными в полутьме избы. Марий со стуком поставил свою чашку на стол и сел поперек лавки, обратившись к девушке лицом. Он не коснулся ее, но Итрида почувствовала исходящий от него жар – словно от костра или натопленной печи.
– Ну что ж, – Болотник наконец отвел от Итриды взгляд и провел рукой по исцарапанным доскам стола. – Раз даже твои друзья поняли, что нам нужно кое-что выяснить, полагаю, дальше откладывать смысла нет.
– Я не понимаю, о чем вы, пан дейвас, – ее голос звучал хрипло.
Там, на берегу черной реки, оставшись одна, Итрида кричала, пытаясь порвать стену, не пускающую ее к слезам. Но так и не смогла, лишь зазря сорвала горло.
– Ты помнишь, что сказала тебе Ясмена?
– Трудновато такое забыть, пан Болотник.
– Марий.
– Я зову по имени только тех, от кого не жду ножа в спину, – Итрида выдержала его взгляд не дрогнув, хотя красные искры, вспыхнувшие в глубине зеленых глаз, не обещали ничего хорошего.
– А от меня, значит, ждешь? – обманчиво мягко спросил Марий.
– К вам доверия у меня нет и вряд ли будет когда-то, – покачала она головой.
Дейвас отвел взгляд, и его улыбка стала чуть шире.
– Скажи, – он прищурился, – а своим бродяжникам ты доверяешь?
– Мы спим у одного костра и едим с одного ножа больше четырех весен. Если не им, то кому еще мне верить?
– Что же случится с тобой, если ты их потеряешь?
Рука Мария замерла, ладонь расслабленно лежала на столе, и Итрида бездумно рассматривала ее, любуясь сильными длинными пальцами, выступающими венами и белой кожей, исчерченной метками ран – старых и совсем свежих.
Что с ней случится?