Огневица

– Прости, Итрида. У меня и в мыслях не было тебя обидеть. Я веду себя с тобой так, как привыкла обращаться с женщинами, но все забываю, что ты иная. Обещаю, что отныне не буду пытаться указывать тебе, что делать. Ведь я хочу, чтобы ты стала моей гостьей, а не врагом.

Гостьей. Не другом.

Кажена была осторожна в словах, как лисица. Не спешила панибратствовать с бродяжницей, но собиралась связать ее узами гостеприимства. Итрида скрыла усмешку и склонила голову, принимая извинение Кажены.

Стражи на пристани внимательно просмотрели бумаги Кажены. Приняли от нее плату за вход в город – ровно столько, сколько значилось в княжеском указе, и ни чешуйкой больше, – и вернулись к своим постам. Маленькая процессия направилась к воротам Червена.

При мысли о том, что вот-вот увидит сказочный Красный город, у Итриды засосало под ложечкой. Бродяжница с затаенной надеждой глянула на Мария: ну как он скажет, что у них еще есть пара дней в запасе, и дозволит прогуляться по столичным улочкам? Но дейвас был хмур и молчалив. Болотник смотрел на город как на нечто глубоко ему неприятное.

Но все мысли вылетели из головы Итриды, когда перед ними распахнулись ворота и Червен обрушился на нее красками, шумом и толчеей. Итрида застыла, совсем по-детски открыв рот. На ее щеках вспыхнул румянец, как у простой девки, увидавшей красивого парня. И, пожалуй, именно так она себя и чувствовала. Итрида влюбилась с первого вздоха – но не в человека, а в город.

* * *

В Каменке у семьи Кожемяк был добротный терем в два этажа. Макушку его украшали флюгера с красными петухами, которые защищали добро от пожаров. В небольшом городке терем смотрелся броско и был хорошо заметен среди низкорослых изб простых горожан. В Червене терем был такой же, только окружали его не менее богатые дома: даже одноэтажные, они смотрелись важно и дорого.

Кажена по пути объяснила, что на Рябиновой улице издавна селились только обеспеченные горожане. В голосе дочери купца звучала гордость за свою семью, и Итрида волей-неволей улыбалась, слушая ее. От рассказов Кажены перед глазами так и вставали образы кораблей с драгоценным грузом тканей, пряностей и мехов, разрезающих острыми носами синие с белыми барашками волны. Или иных, ходящих под парусом, вышитым заклинаниями для защиты от нечисти, притаившейся в песках, – шеххские корабли пересекали пустыни, а не водную гладь. Ловкие торгаши с диковинными амулетами из костей и зубов навий. Алхимики с руками, с которых не сходили ожоги и пятна от чернил. Итрида почти завидовала Кажене, которая за свой недлинный век повстречала столько диковинок, сколько Огневице и не снилось.

Но когда Кажена споткнулась на полуслове, рассказывая о том, как своими глазами видела караальского посла на расстоянии вытянутой руки, Итрида насторожилась.

– В чем дело?

Дочь купца передернула плечиками под льняным сарафаном и огладила темную косу, переброшенную на грудь.

– В мире так много всего интересного… Я бы хотела своими глазами увидеть города шеххов и огромных белых китов караальских холодных морей, промчаться на степняцком коне по полю цветущего вереска, а потом пить забродившее молоко кобылиц и плясать под шаманский кудес. Хотела бы встать у руля корабля – неважно, сухопутного или морского. Хотела бы так много… Наше Беловодье полно тайн, но оно – лишь шкатулка в казне целого мира.

– Ты молода, богата и красива, – заметила Итрида. – Разве этого недостаточно, чтобы выбраться из шкатулки?

Кажена притенила глаза короткими густыми ресницами, тщательно пряча взгляд.

– Не думаю, что супруг позволит мне такие вольности. Батюшка сговорил меня зимой. По осени будет свадьба.

– Но разве твой отец не готовил тебя в наследницы своего дела?

– Батюшка приказывает, и я подчиняюсь. Он передумал. Решил, что в замужестве от меня больше пользы будет, – ровно ответила Кажена, по-прежнему пряча взгляд.

Вся ее живость и искристый смех растаяли, сменившись сжатыми губами и задеревеневшей спиной.

Итрида подняла голову и вдохнула диковинную смесь городских запахов: дыма и выпечки, конского навоза и людского пота, речной воды, сырого камня и поверх всего – терпкой ягодной наливки. Несмотря на странные сочетания, пахло приятно. Итриде показалось, что это запах свободы.

За бродяжницу никто ничего не решал уже давно. Но лишь сейчас она поняла, что такая оторванность от рода может быть и благом, а не только проклятием.

– Мы пришли, – прервала ее мысли Кажена.

И вправду, они уже какое-то время стояли у резных ворот, сейчас распахнутых настежь, в которые челядинцы заносили многочисленные сундуки и тюки, привезенные Каженой. Сама Кожемяка снова улыбалась и благосклонно кивала взахлеб рассказывающей ей что-то девушке одних с нею лет. Выслушав челядинку, Кажена обернулась к Итриде и повела рукой в сторону видневшегося за воротами терема.

– Добро пожаловать в дом моего батюшки.