Огневица

Кто другой на месте Слада прятал бы эти сокровища за семью замками, но корчмарь любил, когда люди смотрят на красоту, и потому использовал все дары для украшения своего бесконечно обожаемого детища – «Ладьи». Она была единственной корчмой на все Беловодье, где посетители могли сидеть на лавках, как привыкли, а могли и на цветных подушках расположиться. На стенах висели картины всех мастей: выцарапанные на бересте, выжженные на дереве, нарисованные на коже и тканях. Было даже несколько картин на бумаге. Впрочем, на самой дешевой.

Стена возле стойки корчмаря была сверху донизу увешана полками, на которых вперемежку громоздились банки и баночки, коробки, туеса, свертки – все это безумно благоухало, и у тех, кто стоял рядом, с непривычки начинала кружиться голова. Под потолком висели многочисленные фонари, стеклянные шары, позвякивали ловцы ветра и шуршали ловцы снов.

Казалось бы, такое обилие красок, запахов и вещей должно было сбивать с ног и тревожить, но вместо этого любой гость «Ладьи», переступив порог, чувствовал себя так, будто вернулся домой.

Слад и себя любил украсить. Шелковый халат шеххов или нарядный кафтан воленцев, борода, заплетенная в косички по обычаю караалов, расписные сапоги и тюрбан – догадаться, как именно вырядится каменский корчмарь сегодня, было невозможно.

День едва начался, и посетителей было немного. Только двое усталых воленцев весен сорока с виду, расстегнув вороты свиток и вытянув ноги в запылившихся лаптях, потягивали пиво из запотевших глиняных кружек за столом возле окна. Девушка с рысьими глазами подняла руку и тронула тут же запевшие громче серебристые палочки. Им откликнулись другие, разной длины и формы, в беспорядке развешенные на балках там, где в обычных едальнях болтались бы плетенки лука и чеснока. Здесь ими и не пахло, зато нос щекотали странные теплые ароматы, навевающие мысли о пирогах и почему-то об осени.

– Место славное, хоть и пестрое, как ковер. Ну что, долго на пороге топтаться будем? – недовольно поторопил приятелей шехх.

– И вправду, чего это мы? – прогудел воленец.

Он на голову возвышался над товарищами, светлея гривой волнистых волос. Про такой цвет в Беловодье говорили «Сауле поцеловала» – теплый, словно молоко с медом. А вот густая борода была куда темнее, и это подчеркивало черты грубоватого лица. Широкие, тоже темные брови вразлет притеняли некрупные карие глаза, глядящие спокойно и внимательно. Горбинка на носу и тяжеловатое дыхание выдавали давний плохо сросшийся перелом. Мощная шея переходила в широкие плечи и тяжелые жилистые руки. Воленец двигался осторожно, зная о своей телесной силе, а за его спиной легко могли укрыться двое из троих его спутников.

Мужчина приметил столик в затененном углу, где как раз могли разместиться четверо, и поманил всех за собой. Темноволосая девушка и последний из четверки, все еще не снявший капюшон, пошли следом за ним. Шехха же куда больше, чем необычная корчма, увлекла румяная разносчица, несущая заказ другим гостям. Уроженец Великой пустыни мигом оказался возле нее и придержал оступившуюся девушку. Подождал, пока она ловко расставит ароматно пахнущие миски и тарелки на столе, и предложил донести поднос до кухни. От его нежных улыбок и мурлыкающего голоса девушка раскраснелась до корней волос.

Народ шеххов жил по другую сторону Золотого моря. В их стране не было зимы, зато на сотни верст раскинулись жаркие безводные пустыни. Шеххи гоняли по ним песчаные корабли и жили за счет торговцев, желающих сократить путь вместо того, чтобы огибать пустыни по морям, кишащим дикими безымянными тварями и морскими разбойниками.

Проводив девушку, синеглазый сын Великой пустыни вернулся за столик к остальным и сел на единственное место, освещенное косыми лучами солнца, падающими из окна. В то время как другие искали тень и прохладу, шехх всегда устраивался как можно ближе к огню.

– Надеюсь, пиво будет свежим. Не хочется тащиться куда-то еще, – протянул он, развалившись на лавке, как кот.

– Пиво и прочие радости будут после того, как Итрида сторгуется с купцом. Так что закатай губу, Даромир. У нас денег – одну ночь переночевать не в сарае да по миске каши на брата, – заметила черноволосая.

– Ох, Бояна, и как ты не устаешь от самой себя? Даже помечтать не даешь лишний раз, – покачал головой Даромир, поймал взгляд высунувшейся из кухни разносчицы и подмигнул ей.

– А тебе дай волю, ты все монеты спустишь на баб да притирания, – Бояна поправила перевязь с кинжалами и кивнула разносчице, привлекая ее внимание.

Шехх скривился, но смолчал. Откуда знать бедной деревенской девочке силу красоты? Сама-то ею не блещет.

– Хватит собачиться, – последний из четверки бродяжников откинул капюшон и прислонился к теплой стене, не сдержав облегченного вздоха.