Огни на Эльбе

Лили не понимала, почему так происходит. Ее младший брат был самым жизнерадостным человеком из всех, кого она знала. У него, как у всех, были чувства, он боялся темноты, любил французскую булку, фортепианную музыку и страшные сказки. Да, он был не похож на остальных, не так быстро соображал – и что же, только за это теперь упрятать его в лечебницу? Лили знала, что незнакомым людям он казался странным, даже пугающим. Лоб и затылок были у него странно сплюснуты, нос казался непомерно маленьким, глаза – узкими и вытянутыми к вискам, из-за чего он всегда выглядел усталым. Иногда она смотрела на Михеля, пытаясь представить, каким его видели другие. И тогда она вынуждена была признать, что на тех, кто к нему не привык, облик мальчика должен был производить устрашающее впечатление. Его громкое дыхание, струйка слюны, стекающая по подбородку, и хриплый голос были не самым привычным сочетанием. Но все в нем казалось Лили очаровательным, и она охотно проводила с ним время. У него были пушистые рыжие волосы – точно такие же, как у нее, – и самые красивые в мире глаза. Она была счастлива, когда он прижимался к ней во время вечернего чтения вслух и когда они вместе носились по гостиной под фортепианную игру Зильты. Для них с матерью Михель был величайшим сокровищем. Она знала, что и отец его любил. Но он был скуп в проявлении чувств, словно стыдясь этой недопустимой любви к безобразному сыну. Он часто был строг с Михелем и, как казалось Лили, втайне винил себя за это.

Однажды, ища в библиотеке словарь, чтобы проверить нужное слово, она нашла кое-что на полке, заставленной энциклопедиями. Медицинские исследования, посвященные болезни Михеля. Охваченная любопытством, она достала их оттуда и прочла украдкой, по мере чтения увлекаясь все сильнее. Особенно ее заинтересовала статья доктора по имени Джон Лэнгдон-Даун. Он исследовал болезнь, которую обозначил как «монгольский идиотизм», и в 1866 году опубликовал исследование, где эта болезнь описывалась как наследственная.

Лили мало что поняла из статьи. Но с тех пор ее неизменно беспокоило одно обстоятельство. Если заболевание было наследственным, то почему оно не передалось ни Францу, ни ей самой? Почему в облике родителей ничто не выдавало эту болезнь, равно как и у старшего поколения семьи? И почему нельзя было показываться с Михелем на публике, если это такая же болезнь, как и всякая другая? Если это не его вина – что он выглядел и думал не так, как другие дети? Ей было ясно только одно – что за всем этим стоял Франц.

Хотя в городе знали, что у Карстенов есть еще один ребенок, на все расспросы родители уже долгие годы отвечали, что он с ними не живет. Все, кто у них работал, должны были подписать соглашение, которое запрещало им даже упоминать о мальчике. Но большинство слуг жили в доме с самого его рождения и полюбили Михеля всем сердцем. Да и как было его не полюбить? Даже Франц смягчался, когда дело касалось младшего брата, пусть он и тщательно это скрывал. Он боялся того, что может случиться, если кто-нибудь узнает о болезни Михеля. Из-за этого они часто ссорились.

Хотя Генри знал, что у нее был младший брат, в те немногие разы, когда он приходил в гости, родители прятали Михеля. Он думал, что мальчик живет где-то на побережье, у родственников, потому что врачи рекомендовали ему морской воздух.

Всякий раз, когда Лили требовала, чтобы они перестали прятать Михеля, Франц начинал злиться.

– Как ты думаешь, что о тебе будут говорить на курсах? Хочешь, чтобы тебя называли сестрой уродца? – спрашивал он. – Это наследственное заболевание, а значит, оно у нас в крови. Ты уверена, что Генри женится на тебе, если узнает об этом? Думаешь, он готов к тому, что его дети могут родиться безобразными дебилами? Он врач, он знает, что такая возможность не исключена.

Впоследствии Франц обычно сожалел о своей вспышке и почти сразу же пытался с ней объясниться.

– Я люблю Михеля, ты же знаешь! – говорил он тогда. – Но он такой, какой есть, и мы должны его защищать.

А затем он обычно рассказывал о представлении, которое видел в Англии:

– Там была такая же девушка, как он. Их выставляют на потеху публике, Лили! Целая галерея уродцев на любой вкус. Просто ужасно. Их выводили на сцену, как животных, как обезьян… Михель – славный парень, но кто об этом догадается, глядя на него? Что, по-твоему, думают люди? Они боятся, вот что, думают, что могут заразиться! Трудно их за это винить, верно?

Но самым ужасным было то, что состояние Михеля только ухудшалось. Доктор Зельцер, семейный врач и старый друг отца, сказал им, что таково естественное развитие болезни. С мальчиком порой случались ужасные припадки: он падал на пол, дрожа, словно всем телом отталкивал от себя невидимую силу. Каждый такой припадок мог стать для него последним. Их предупредили, что Михель в любом случае не доживет до старости – слишком слабым было его маленькое сердечко. Вот почему Лили поставила перед собой цель – сделать его короткую жизнь как можно более счастливой.