Огни Новороссийска

— Иди, иди, тебя добром просят, — посоветовал тракторист.

— Я не могу умереть, у меня мама. Я художник, я написал автопортрет… Поплыли, товарищи, на ту сторону или нас всех здесь переколотят…

— Приказываю идти вперед! — срывающимся голосом крикнул комендант.

Красноармейцы, напуганные близкими разрывами, нерешительно поглядывали на лейтенанта.

— В трибунал этого паникера. Там разберутся. Взять под стражу, — приказал комендант своему помощнику.

— Что же делать теперь? — спросил кто-то из красноармейцев.

— Из остатков моста сколачивать плоты и перевозить орудия на плотах… Понятно?

Комендант послал вперед взвод солдат, чтобы задержать продвижение гитлеровцев, а сам сел на землю и вдруг застонал, скривив запыленное лицо.

— Что с вами?

— Осколком задело, — он повернулся. Брюки его были разорваны и до самых сапог покрыты бурой, запекшейся кровью. Он снял брюки, осколок мины вырвал из ягодицы кусок мяса величиной с кулак. Раненого перевязали, но он никуда не уходил, руководил постройкой плотов и перевозкой на них орудий.

Когда все пушки переправили на наш берег, комендант подошел к лейтенанту.

— Был человек, а что осталось?.. Художник! Видимо, надо иметь большую наглость, чтобы входить в искусство с написания автопортрета.

— Так ему и надо, — в один голос ответили несколько красноармейцев.

— Не обезвредь я его, поднялась бы паника, и тогда погибли бы и орудия и люди. Сомнением заразить легче, чем верой. Так, один дурак забросит ключ в воду, а семеро умных не смогут его достать, — словно оправдываясь, сказал комендант и впервые улыбнулся. Улыбка у него была детски чистая.

Мы переправились с ним через реку. Четыре мины разорвались на воде, не причинив никому вреда.

К вечеру нагнали штаб дивизии, расположившийся в какой-то роще, изувеченной снарядами. Комиссар дивизии Степанов пригласил нас к себе в палатку. Повар Гриша поставил на стол богатый ужин. Щелкнув пальцами, произнес:

— Антик с гвоздикой!

Комендант переправы открыл стеклянную банку с клубничным вареньем, попробовал его, да так с ложкой в руках и уснул, уронив голову на стол, застланный газетой, в которой было напечатано решение Государственного Комитета Обороны об организации трех направлений. Главнокомандующим нашим Юго-Западным направлением назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный.

Проследив за моим взглядом, Степанов сказал:

— На нашем направлении противник сосредоточил восемьдесят дивизий и бригад, тысячу танков и тысячу триста самолетов.

Редакцию газеты «Знамя Родины» вместе со штабом армии мы нашли в густом лиственном лесу. Я сел писать о коменданте переправы. Редактор сказал, чтобы заметка не превышала двадцать строк.

Двадцать строк! И в них должна вместиться вся жизнь капитана Барховича на войне. Писать коротко — большое искусство. Чем меньше статья, тем труднее писать.

Наступила ночь. Было темно, хоть глаз коли. Меня поставили часовым. Я ходил с автоматом вокруг палатки, охраняя сон товарищей.

Думалось о судьбе Родины и о своей личной судьбе. Я радовался тому, что работаю военным корреспондентом. Профессия журналиста — интереснейшая в мире, человеческая, я бы сказал, профессия. Надо много видеть и знать. В годы индустриализации не было такого завода, такой стройки на Украине, где бы я не побывал. Работать приходилось в политотделах МТС, на хлебозаготовках и посевных. Корреспонденты всегда направлялись на передовые позиции страны. Вот и сейчас я бываю в разных дивизиях, полках, на различных участках Южного фронта; встречаюсь со многими интересными людьми и благодарю судьбу за то, что мне все это дано увидеть.

Отправляясь на фронт, я злился на себя за то, что, давно догадываясь о предстоящей войне, многому необходимому на фронте не научился. Это чувство, наверное, испытывали многие в начале войны, но сейчас оно уже почти прошло. Лучшие саперы, о которых приходилось писать, научили меня разбираться в коварных немецких минах-ловушках. При каждом удобном случае я учусь бросать гранаты, стрелять из пушек, пулеметов и автоматов разных систем. В свободные минуты занимаюсь немецким языком, которого не смог осилить в детстве, по учебнику Глезер и Пецольд. Очевидно, все приходит в свое время.

На войне надо было быть прежде всего солдатом, а потом уже корреспондентом, доктором или инженером. Если ты не будешь знать того, что знает солдат, ты не сможешь ничего сделать и будешь убит в первом, от силы во втором или третьем бою. Если ты будешь избегать передовых позиций и всеми правдами и неправдами околачиваться в тылу, то и там тебя достанет снаряд или бомба.

Так думал я, расхаживая по мокрым прошлогодним листьям, вытянув вперед руку, чтобы не натолкнуться на дерево.

На рассвете сменили караул, я вошел в палатку напиться воды и увидел заместителя редактора. Жуков сидел на табурете, покуривая цигарку.

— Товарищ Аксенов. Сегодня поезжайте в Новую Ушицу. Туда подходят немецкие танки. Их там должны задержать во что бы то ни стало, или все пойдет прахом, — сказал он мне, поглаживая рукой стриженую голову.