Огни Новороссийска

Я расстрелял весь барабан нагана и стал шарить по карманам патроны. В брючном кармашке для часов лежал посмертный медальон с моим именем, отчеством, фамилией, званием и номером полевой почты. Если меня убьют, по этому медальону можно будет опознать мой труп… А если я останусь лежать на земле, занятой врагом, то какой-нибудь мародер, обшаривая мои карманы, найдет этот медальон, что скажет ему мое имя?

Я разорвал записку и выбросил медальон. Эти медальоны так и не привились в Советской Армии. Никто не собирался умирать.

Пришел политрук Иванов и привел пленного офицера с амулетом на шее. Немец переступал с ноги на ногу, обеими руками поддерживая штаны — политрук отобрал у него ремень, срезал все пуговицы и вывернул карманы. Пленный был напуган, малоразговорчив, но все же сказал, что Гайсин защищают два полка. Сведения эти подтвердила разведка. Брать хорошо защищенный город силами одного, изрядно потрепанного полка было невозможно, и командир дивизии отменил приказ о повторном наступлении.

— Дни-то какие длинные, скорей бы осень, — сказал Старков, поглядывая на солнце. Он надеялся на победу и после моментов отчаяния еще сильнее утверждался в своей непоколебимой вере.

В небе летал безобразный корректировщик-горбач. Высмотрит цель — покачает крыльями, и тотчас фашистские артиллеристы начинают обстреливать ближайшие рощицы.

Несколько мин разорвалось метрах в тридцати, ветер обдал нас терпким пороховым дымом. Я оглянулся вокруг. Невдалеке на разостланной шинели спал лейтенант, положив голову на колени девушки-санитарки. Близкие разрывы снарядов не будили его, а девушка не решалась встать, чтобы не нарушить его покой.

Мы лежали под танком на кавказской бурке и разговаривали о войне. Комиссар дивизии говорил, что СССР настолько велик, что не исключена идея обороны путем отступления, завлекающая неприятельскую армию в глубь страны, оставляющая в тылу его партизан и обширные пространства, которые противник занять не в состоянии.

— Вот увидите, в тылу противника будут села, в которых не побывает ни один немец… Села с Советской властью, с колхозами и парторганизациями, со всем нашим, — говорил Куранов.

Командир дивизии и комиссар беспрерывно курили махорку, отказавшись от легких папирос.

Поддерживая комиссара, Старков говорил, что мы допятимся до Днепра и остановимся там на время. Возможно даже оставим Донбасс. Важно увести армию и материальную часть, а территорию всегда можно вернуть обратно.

В армии поговаривают о том, что военные действия переносят в глубь страны нарочито, чтобы приблизиться к резервам, выиграть время, заставить противника выделять гарнизоны в занятых городах, и когда военные действия распространятся на большом пространстве, стратегически атаковать фашистов с флангов и тыла. Это были отстоявшиеся, отточенные тысячами людей мысли, придуманные для самоуспокоения, для оправдания отступления… Старков и Куранов продолжали говорить, когда к нам прибежал запыхавшийся старшина и, едва переводя дух, выпалил как из ружья:

— За лесом садится немецкий десант!

Мы помчались на опушку леса. Куранов бежал, держа за руку задыхающегося Старкова.

Семь транспортных самолетов «Ю-52» сидели на земле, автоматчики деловито вытаскивали из их широких дверей пулеметы и какие-то ящики; девять самолетов медленно планировали на посадку.

— Это наши самолеты — подмога нам… Если бы это были немцы, меня бы предупредили, — бормотал растерявшийся Старков, не замечая черных крестов на фюзеляжах самолетов.

Во весь дух я побежал к танкам и на свой страх и риск от имени командира дивизии приказал танкистам атаковать самолеты.

На полной скорости пронеслись мимо четыре танка и исчезли в черной туче пыли и дыма, в которой, как молнии, стали возникать желтые вспышки орудийных выстрелов.

Туча разрасталась, из сине-черной становилась багровой, видимо, самолеты горели. Фашистские солдаты выскочили из дыма и, как оглашенные, побежали вправо, туда, где ощетинился железом бетонный укреп- район. Оттуда застрочил пулемет, и люди свалились, как трава под взмахом острой косы.

— У меня дочь учится в балетной школе… Ей всего шестнадцать лет, — почему-то промолвил Старков.

Самолеты, находившиеся в воздухе, сделав круг, улетели прочь.

Танки, атакующие самолеты — незабываемая картина, которую можно было видеть только один раз в жизни, да и то в первый год войны.

Завечерело.

Раненые стали бредить. Красавец из Черниговской области с перебитыми ногами пытался бежать вперед, звал товарищей за собой, в атаку.

Связь между дивизией и корпусом оборвалась.

Отрезанный от всего мира, полк был как бы живым островком в море неизвестности и опасности. В темноте над лесами взвивались ракеты. Белое, иззелена-синее и красное пламя их мертвым огнем освещало мрачные верхушки деревьев, над которыми носились угрюмые черные птицы.

Разведчики доносили, что противник обходит полк со всех сторон. Да это было видно и без разведчиков. То здесь, то там вспыхивали невысокие белые ракеты, обозначавшие, что фашисты достигли рубежа, откуда взвивалась ракета.