Сторожевое охранение, находившееся впереди, рысью отошло под гору. Звонко, очень звонко прозвенели подковы о камни моста, как бы напоминая, что медлить нельзя и пришел час взрывать мост. Каждая минута промедления грозила гибелью.
Два молчаливых связиста установили в комнате телефон. Кириченко позвонил к саперам. У них все что-то не ладилось — тола не успели подвезти, и взрывать они собирались местным динамитом, предназначенным для взрыва породы в шахтах.
— Поторапливайтесь, — сказал Кириченко командиру саперного батальона. В телефоне забулькало, очевидно, сапер пытался что-то объяснить, но генерал положил трубку.
Хозяйка застелила стол белой скатертью, налила в стакан с серебряным подстаканником янтарного чаю и вдруг с мольбой и надеждой в голосе обратилась к генералу:
— Может, и уезжать не стоит… Ведь вы не пустите сюда немцев… Ну, скажите, не пустите…
Кириченко ничего не ответил. Допив чай, он подошел к окну. Взвод фашистов бежал по плотине. Наши пулеметные очереди выхватывали людей, но оставшиеся в живых перепрыгивали через раненых и убитых и, наклонив свои тела, бежали вперед. И вдруг сильный взрыв потряс воздух. К небу поднялись камни и фонтаны воды. В брызгах преломились радужные лучи на мгновение выглянувшего из-за туч солнца.
Хлынувшая вода затопила с десяток гитлеровцев. Подходившие колонны немцев остановились на мокрых склонах — прямой путь через плотину и мост был отрезан. В то же мгновение между вражескими солдатами начали рваться тяжелые снаряды.
— Анатолий Колосов бьет, — промолвил довольный генерал.
Кириченко пошел посмотреть, как идут оборонительные работы.
Казаки торопливо рыли окопы, минировали дороги, на пыльных, паутиной занавешенных чердаках устраивались автоматчики.
Через час к переправам подошел полк противника. В укрытиях немцы установили восемнадцать орудий, открывших пальбу. Разорвавшийся невдалеке снаряд обдал генерала комьями сухой земли.
— Коня! — крикнул генерал, и тотчас перед ним появилась гнедая кобылица. Кириченко легко прыгнул в седло, выхватил из ножен, обтянутых зеленой материей, легкий клинок, на котором ближайший к нему казак вслух прочел: «Герою Сиваша Н. Я. Кириченко от Реввоенсовета Республики».
— Что, хороша шашка? — спросил Осипчук.
— Хороша, как песня.
— Ее ему Фрунзе вручал… Комдив у нас ученый, Академию Генерального штаба кончал. В начале войны командовал мотомехкорпусом, а потом попросился на Дон и там сформировал новую дивизию.
Кириченко наперекоски поскакал туда, где начинался длинный изнурительный бой.
Фашисты засыпали наш берег минами. Со всех сторон строчили пулеметы. Сотни автоматчиков, укрывшись за камнями и сваленными столбами, беспрестанно стреляли. Стены домов, прилегающих к озеру и реке, были исцарапаны осколками, под ногами валялись битые стекла и срезанные пулями, покрытые желтыми листьями ветви. Пороховой дым смешался с туманом. Было трудно дышать, еще труднее видеть: дым разъедал глаза.
На черных резиновых лодках, на плотах, а кое-где и вплавь бросились фашисты через реку. Их было несколько тысяч.
Наша артиллерия перенесла огонь на воду. Пулеметчики расстреливали врагов в упор. В одном из станковых пулеметов выкипела вода, солдат Тимофей Шепелев под огнем спустился к реке, зачерпнул каской воды, вернулся и налил в кожух. К тому времени весь расчет пулемета был уже перебит. Шепелев лег за послушный его рукам пулемет и мелкими очередями переколотил взвод фашистов, переправившийся через реку и бросившийся на него в атаку.
Солдаты видели, как 152-миллиметровые пушки Колосова выводили из строя орудия фашистов. За два часа боя под его снарядами навеки замолчало 10 немецких орудий.
— Передайте благодарность Колосову, — попросили казаки офицеров связи, мотавшихся по обороне.
Мы несли потери. К вечеру в полковых батареях было убито и ранено по два расчета.
Старший сержант Тихон Божков в начале боя был ранен осколком мины в бедро. Он не покинул орудия, продолжал стрелять, накрыв сряду два станковых пулемета и роту атакующей пехоты, которую он поражал картечью.
Оккупанты не бросались теперь так рьяно к реке. Противоположный берег покрывали трупы в сероватых шинелях.
Быстро темнело. Дождь перестал, сгущался туман, и капли воды падали с веток искалеченных, дрожащих от стужи деревьев.
Потеряв два батальона пехоты, противник, не подбирая раненых, покинул берега озера и реки.
В кромешной темноте небо слилось с землей. Звезд не было видно. Низкие тучи неслись над головами людей, казалось задевая короткие трубы электростанции. Стрельба прекратилась, но сквозь свист ветра слышны были скрип колес и какое-то передвижение на вражеской стороне.
В казачьем лагере никто не спал. Командиры полков: майоры Каплин и Лашков, начальники штабов — капитаны Кайтмазов и Андреев руководили созданием обороны.
Казаки рыли окопы глубиной в человеческий рост, устанавливали пулеметы; орудийные расчеты меняли огневые позиции, выдвигались поближе, чтобы прямой наводкой поражать фашистов.