Огни рампы. Мир «Огней рампы»

Всякий раз, как он порывался заговорить, публика разражалась смехом. Поначалу он как будто смущался, потом принимал вид оскорбленного достоинства, затем изображал любезность, потом холодность – после того, как публика снова смеялась. Он выказывал нетерпение, напускал на себя суровость. Затем расплывался в такой улыбке, за какой обычно следует обращение к ученикам воскресной школы. Потом он пылал негодованием. Наконец он сломился, заплакал и вынул из кармана носовой платок, внутри которого была спрятана пропитанная водой губка. Он приложил платок к глазам, чтобы вытереть слезы, потом выжал платок, и, разумеется, из губки потекла вода. Он отряхнул платок и снова выжал его, и из него полилось еще больше воды. Казалось, она текла каким-то неиссякаемым потоком. Чем больше он выжимал платок, тем больше выливалось воды! Он засунул платок в карман штанов и уже собирался что-то сказать, но вдруг забеспокоился: из носового платка ему в штаны лилась вода. Он начал легонько встряхивать брюки. В конце концов ему пришлось уйти со сцены, оттягивая на себе штаны.

Потом он вернулся – уже в новых штанах. Когда публика наконец угомонилась, он обвел ее насмешливым взглядом, а потом спросил:

– Вы были когда-нибудь влюблены?.. Ну, по крайней мере ваши родители-то были… надеюсь. Вы когда-нибудь ходили в театр и сидели в ложе? И держались за руки, переплетая пальцы?.. О, как это трепетно! Какая близость: ее пальцы, сплетенные с вашими! О, какое чувство безопасности – особенно, если девушка еще и воровка-карманница. Когда вы вот так держите ее за руку, она ничего не сможет у вас стащить, – говорил Кальверо и демонстрировал публике сплетенные в замок пальцы рук.

Потом он повернулся лицом к той ложе, где сидели Ева и Аддингтон.

– Попробуйте когда-нибудь так сделать.

Ева побледнела, [поняв,] что эти слова обращены к ней и что он все знает. Совершенно невероятно было, что все это – просто совпадение.

– Он все знает! – сказала она Аддингтону.

– Откуда? – возразил он. – К тому же не думаю, что он смотрел на нас.

– Это просто совпадение. Не может быть, – заключила Ева. – Все равно – давай зайдем к нему в антракте.

Так они и сделали. Кальверо был настроен почти шутливо – на свой лад. Он прекрасно понимал, что Ева сейчас прощупывает его, а она отпускала разные замечания о том о сем, желая выяснить, много ли ему известно о ее отношениях с Аддингтоном. Кальверо же некоторое время предоставлял им теряться в догадках. Кроме них троих в гримерной никого не было. Кальверо отослал своего гримера, дав ему какое-то поручение. Аддингтон напустил на себя очень важный вид и, похоже, был готов к любому повороту событий. На каждый вопрос Евы Кальверо отвечал коротко и по сути, и хотя эти несколько резковатые ответы намекали на то, что ему что-то известно, все равно этого было недостаточно, чтобы убедить любовников.

– Мы подумали, что было бы весело, если ты не очень устал, сходить сегодня после представления в Берджес-хаус. Там будет вечеринка в честь Эрика, – сказала Ева.

– Да, было бы весело… – ответил Кальверо, сделал паузу, а потом добавил: – …тебе и…Эрику.

Повисла новая пауза: оба внимательно смотрели на Кальверо, а он критически изучал свое отражение в зеркале, то поднимая подбородок кверху, то корча комические гримасы. Потом Ева заговорила.

– Почему? Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, издав полусмешок.

– Аддингтон, – сказал он, не обращая внимания на жену, – вы любите Еву?[34]

– Что? Конечно, нет.

– Что ж. Очень жаль.

– Кальверо! Ты сошел с ума? – вмешалась его жена.

– Я никогда не говорил более разумно и взвешенно. Если вы не любите мою жену, тогда зачем же вы постоянно преследуете ее? Зачем вы хотите разрушить ее жизнь?

– Я не понимаю одного… Вы же можете заполучить всех женщин вроде Евы, если захотите, ничем себя не сковывая. Вы богаты, холосты… – продолжал Кальверо, обращаясь к Аддингтону. – И все-таки вы предпочитаете крутить роман с замужней женщиной. Другое дело, если бы вы ее любили. Но вы ее не любите, – проговорил Кальверо спокойно и твердо. – Поэтому мне придется… нет, я не стану вас убивать. Но я нанесу вам более ощутимый вред, а именно – я опустошу вас кошелек. Я подам на вас в суд и потребую больших денег – я отсужу у вас все до последнего пенни. Я ведь работаю шутом не задаром. Мне за это платят. И я не сидел сложа руки. Я собирал улики. Да. Пока я без устали работал, вы порочили честь моей жены – возили ее к себе домой и в гостиницы… Я могу их все назвать… Нет, у вас этот номер так просто не пройдет – разрушать чужую жизнь и вот так разбивать семьи. С другой стороны, если вы ее любите, если вы собираетесь жениться на ней после того, как она получит развод, – что ж, тогда благословляю вас обоих. Тогда вам это не будет стоить ни гроша.

Тут в дверь постучался мальчик-посыльный и сообщил:

– Занавес поднимается.

– Ну вот, – произнес Кальверо с напускным добродушием. – Занавес поднимается. Не пропустите вторую часть. Она намного смешнее, чем первая. Бегите в ложу, беритесь за руки.