Огни рампы. Мир «Огней рампы»

Документально подтвержден тот факт, что мимеографическая фирма, бравшаяся отпечатать для Чаплина сценарий, в конце концов отчаялась и отказалась работать с ним. “Нам не нужны ни его сценарий, ни его деньги”, – говорилось в извещении о разрыве деловых отношений с режиссером. Чтобы дать представление о том, что творилось со сценарием “Огней рампы”, достаточно описать одну сцену, происходившую дома у Чаплина.

Принесли окончательный вариант, и секретарь, Ли Кобин, с улыбкой вручает его Чаплину. Ну вот и все, долгий и трудный путь завершен. Все точки над i расставлены, Рубикон, можно считать, остался позади. Чаплин принимает сценарий, с довольной улыбкой перелистывает страницы. Разумеется, он знает весь этот текст наизусть. Миссис Кобин не сводит с него глаз, и он зачитывает вслух несколько хорошо знакомых реплик. А потом вдруг принимается что-то бормотать себе под нос. Мусолит страницы. Все прекрасно. “Кальверо говорит…” Вдруг по его лицу пробегает тень, и у миссис Кобин появляется недоброе предчувствие. “А это что такое? Как это сюда попало? Кальверо… ммм… ммм. Это какая-то бессмыслица. Ммм-ммм… Нет, черт побери! Нет”. С гримасой отвращения он хватается за карандаш. “Ну, посмотрим”. Мисс Кобин бежит за блокнотом. Она готова писать под диктовку. “И вот…” Но нужные слова не спешат находиться. “Мммм…” Тут Чаплин уже начинает беситься. “К черту!” Он уже выдрал из сценария страницу. Вскоре секретарша уже бегает вокруг него кругами. Потом на пол летят все новые страницы. Когда расправа закончена и мир восстановлен, от окончательного варианта сценария остались одни клочки. “Придется все это писать заново”.

“Да, мистер Чаплин”.[35]

Ли Кобин была нанята исключительно для этой работы – для рутинного перелопачивания и упорядочения творческих находок Чаплина, и занималась она этим с 13 сентября 1948 года вплоть до 10 сентября 1951 года. Ее никогда не брали в штат, она работала за почасовую оплату и, как правило, четыре дня в неделю: по пятницам, если получалось, Чаплин уже устраивал выходные и удалялся на свой корабль, который назывался “Панацея”[36].

Если применявшийся Чаплином метод – вначале диктовать, а затем вносить поправки – был суровым испытанием для секретарей и мимеографов, то перед историком он ставит очень трудную задачу. В Чаплиновском архиве хранится около 4 тысяч страниц машинописного текста, напечатанного миссис Кобин. Некоторые представляют собой хаотичную мешанину из отдельных сцен, идей и перелицовок: возможно, именно они и были теми страницами, что “летели на пол”, когда Чаплин приходил в творческий раж, а затем кто-то подбирал их с пола и бессистемно складывал в стопки. Другие, более упорядоченные варианты сценариев, на первый взгляд одинаковые, если судить по нумерации страниц и содержанию, при ближайшем рассмотрении обнаруживают обширные расхождения в тексте, причем установить хронологию их создания часто нет ни малейшей возможности. Очень многие страницы испещрены рукописными исправлениями, которые вносились в ожидании следующего сеанса диктовки. Одни поправки внесены рукой Чаплина, другие сделаны миссис Кобин, иногда – скорописью.