Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)

Киров встал, сделал три шага по краю откоса, наступил на камень, и камень большими прыжками, точно мяч, ударяясь о выступы откоса и снова взлетая, покатился вниз... Киров собрал чертежи, листки исписанной бумаги, взял Богомолова под руку; инженер обхватил его правой рукой за плечи, грузно поднялся с места.

Сели в машину. Один из чертежей Сергей Миронович сложил отдельно, спрятал в портфель.

- Чертеж за номером три оставляю у себя. На недельку. Пока не кончится "буря".

- Берите хоть все. Мне они вряд ли понадобятся.

- Обязательно понадобятся!

Инженер покачал головой, улыбнулся:

- Какой вы, право...

Машина, шурша шинами по песку, шла плавно вниз.

Они долго петляли по ухабистым промысловым дорогам "старой площади". Тартальщики и рабочие буровых партий, услышав шум мотора, выходили на дорогу и, увидев, что это едут Киров и Богомолов, махали им шапками, приветствовали:

- Здравствуй, товарищ Киров! Здравствуйте, Павел Николаевич!

Они хорошо знали Богомолова еще до революции, им особенно приятно было видеть его рядом с Кировым. Рабочие догадывались, что Мироныч всерьез что-то замышляет насчет бухты, и были рады воскрешению Богомолова и воскрешению бухтинской проблемы.

2

Хотя Богомолов упорно отказывался от помощи, говорил, что и сам великолепно доберется до дома, Киров все же вышел из машины и, взяв его под руку, проводил через шумную Крепостную улицу, а потом по тихому переулку до самых дверей квартиры.

Тронутый вниманием, Богомолов тепло распрощался с Сергеем Мироновичем и, не выпуская его руки, хмурясь и колеблясь, сказал:

- Я подумаю над вашим предложением и ответ сообщу в Центральный Комитет. А вы известите меня о результатах "бури".

- Ну чудесно! - Киров обхватил инженера за плечи, встряхнул его, точно желая вселить в него ту же уверенность, какая была у него самого, в вопросе о бухте. - Пусть вас не пугают трудности этого дела, хотя трудностей будет много. Мы и беднее капиталистов, да и хозяйства пока никакого у нас нет. Но не бойтесь трудностей и неудач. Мы вам поможем.

Богомолов постоял на лестничной площадке и, усмехнувшись нахлынувшей сумятице мыслей, в которой он не мог разобраться, сказал себе: "Надо достать бутылку пива и пачку папирос. Это не менее трудная проблема, чем проблема нефти..."

Он позвонил, вдруг ощутив тяжесть в голове и боль в висках.

Матрена Савельевна открыла дверь, всплеснула руками:

- Как загорели, барин, посвежели как!

По этому певучему и восхищенному голосу он представил себе ее улыбающееся лицо, добрые прищуренные глаза и впервые не умилился той материнской любви, которой всегда дома окружала его Матрена Савельевна, его "мамка", или "нянюшка", как звал он ее с самого детства. Он ничего ласкового не сказал в ответ и, словно желая хоть раз ее обидеть, сердито, резко бросил:

- Мерзкая жара!

Нянюшка захлопнула дверь и, гремя засовами, уже говорила, что после такой поездки на бухту ему хорошо бы ванну принять, что вот сейчас она приготовит ему ванну...

Не дослушав "мамку", Богомолов прошел переднюю и в коридоре у двери кабинета ударился об угол туалетного столика, за ненадобностью в комнате выставленного сюда, под телефон. Вот уже полтора года, со дня переезда в эту квартиру, столик стоял на этом самом месте и никогда никому не мешал, но сейчас он подумал, что столик стоит совсем не на месте, и решил сказать Лиде, чтобы она сегодня же убрала его в кухню.

Богомолов сел, или, вернее, повалился, на оттоманку, бросив на письменный стол панаму и связку чертежей, и в это время услышал, как в ванной комнате зашумела вода из открытого крана. Он представил себе, с каким удовольствием снимет с себя пропотевшую и пыльную одежду и погрузится в холодную воду, нетерпеливо разулся, раскаленными ногами ступил на холодный пол, поняв, что сидит в темной комнате с закрытыми ставнями. Он встал, и ему приятно было шагать по этому холодному полу, думать над "проблемой папирос и пива".

Не разрешив этой проблемы, Богомолов позвал Матрену Савельевну и как это не хотелось ему! - сказал:

- Попробуйте, нянюшка, достать бутылку пива и пачку папирос.

Он уже целый месяц не курил и не пил пива - а курил обычно много и пиво очень любил, - ибо не было денег, и дома все жили впроголодь. И, попросив пива и папирос у Матрены Савельевны, которой он сказал: "Попробуйте, нянюшка, достать...", он ждал каких-то возражений с ее стороны, жалоб на безденежье, но вместо всего этого ему в ответ робко и покорно раздалось:

- Хорошо, барин.

Это почему-то вывело его из себя, и он сказал:

- У вас же нет денег, нянюшка. Как же вы говорите: "Хорошо, барин"? Как же "хорошо", когда нет денег? Кто поверит вам, кто в долг даст?

Матрена Савельевна стояла молчаливая и смущенная, не зная, что ответить. И правда, у нее не было ни одного миллиона, на который можно купить бутылку пива и пачку папирос. Ее смущение еще более возрастало от обиды, от того тона, каким сегодня с ней разговаривал "ее Павел".