Бюро ЦК не суждено было продолжить свою работу в эту ночь. Киров объявил аврал. Всем было велено немедленно ехать на бухту. Каждый получил конкретное задание: кто должен мобилизовать с соседних с бухтой промыслов рабочих, кто достать со складов Азнефти лопаты и мешки, кто позаботиться о питании...
И на пяти легковых машинах выехали в ночную темень, навстречу буре и морской стихии.
Разгулявшийся норд, казалось, готов был разнести всю плотину; яростные трехсаженные волны обрушивались на каменную стену и сотнями потоков устремлялись в Ковш.
Пробоин в плотине было около сорока. Заделывали их мешками с землей, которые к самому берегу подвозила "кукушка". Каждый брал на плечо мешок с землей и в кромешной тьме шел к плотине. Волна сбивала смельчака с ног, опрокидывала в грязь... Среди ночи к Ковшу подъехали солдатские походные кухни с чаем, пшенной кашей, супом. Привезли целую машину коньяку. Горячая пища и коньяк подкрепили людей, они согрелись и не так остро ощущали холод и усталость.
К утру норд стал затихать. С рассветом он и совсем затих. И как только волны перестали перекатываться через плотину, вновь были установлены центробежные насосы и началась откачка воды в море.
Лишь после этого Киров и Богомолов уехали домой.
В тот же день Сергей Миронович слег в постель: он простудился в ледяной воде. Врачи опасались воспаления легких, но, к счастью, воспаления у него не было, хотя температура поднялась и все время держалась не ниже тридцати восьми. И так - шесть дней подряд.
2
В это время на бухте происходили новые события.
В северной ее части, в одной из трех разведочных буровых, ударил первый фонтан, и около него с утра до позднего вечера толпился народ в ожидании нефти. Хотя фонтан был сильный, но нефти в нем не было: фонтанировала какая-то грязь, песок, было много газа, но нефти - ни единой капли.
Уныние охватило и руководителей, и рабочих, засыпочные работы на болотах стали свертываться. Пошли слушки и пересуды. Кое-где на промыслах "старой площади" происходили летучие митинги. На них выступали хозяйские приказчики, бывшие управляющие промыслами, некоторые геологи и буровые мастера и требовали прекращения работ на бухте. Писались длинные резолюции, собирались подписи. Одна длинная резолюция уже на второй день была телеграфирована в Москву. На бухте появился и бывший главный геолог Балабек Ахундов. Он разгуливал с группой прибывших из Москвы ученых, они беседовали с рабочими, писали какие-то акты, которые потом легли в основу новых телеграмм, отправленных в столицу.
И Серебровский, и Дадашев, и новый главный геолог Федоровский, обсуждая положение дел на бухте, пришли к решению: о грязевом фонтане они пока должны умолчать, ни в коем случае не говорить Кирову. Страсти улягутся, надоест митинговать, после грязи, возможно, и нефть пойдет на фонтане - такие случаи часто бывали при бурении, - а говорить Кирову не нужно, ему будет тяжело от первой неудачи, и он не усидит дома, даже с температурой.
Последнего они боялись больше всего.
Но вот из Москвы пришла телеграмма о прекращении всяких работ на бухте. Через несколько дней - новая телеграмма, требующая отчета о произведенных затратах.
Серебровский ответил, что скоро он выезжает в Москву с докладом, а сам приказал Дадашеву бросить все силы на ускорение бурения в двух других буровых скважинах.
Но нефти все не было, нефтяной пласт, видимо, пролегал ниже предположенной глубины, и сам процесс бурения шел медленным темпом, хотя и производился не старым, ударным, а новым, вращательным, или роторным, способом...
В эти дни Петрович ходил чернее тучи. Тревогу за судьбу бухты он читал и на лицах коммунистов-бухтинцев.
Вечером в каюте брата на землесосе он собрал членов бюро своего небольшого партийного коллектива. Пригласил на бюро Богомолова и Фому. Предлагались разные планы, но лучшим было признано предложение Фомы Матвеевича. К нему все отнеслись одобрительно, и выполнение поручили самому автору. Надо было пробиться к Сергею Мироновичу, дать ему знать о положении дел на бухте.
Утром команда землесоса наловила ведро рыбы, и Фома Матвеевич часов в одиннадцать пошел навестить больного Кирова.
Ему открыл парадную дверь молодой человек.
- Товарища Кирова пришел навестить... - начал было жалобным голосом Фома Крылов. Но разжалобить молодого человека не удалось.
- С бухты? Не велено пускать. Киров болен.
- Я ему рыбки принес...
- Никаких рыбок! Доктора приказали никого не пускать.
Тогда Фома Крылов повысил голос:
- Где это, милый, видано, чтобы не пустили больного человека навестить? Никак на тебе креста нет!
Парень усмехнулся:
- Конечно, нет. Какой же из меня тогда секретарь союза безбожников?..
На шум вниз спустилась Мария Львовна. Она, конечно, сразу узнала багермейстера.
- Доброе утро, Мария Львовна... Вот пришел навестить Сергея Мироновича... - снова начал жалобным голосом Фома Крылов и взял в руки ведро с рыбой. - Как здоровье его?
- Спасибо, Фома Матвеевич. Ему лучше, хотя температура еще высокая. Что это у вас за ведро?