Огонь для Проклятого (СИ)

Ранее, в мирные или относительно мирные годы, кланы Севера всегда вели друг с другом междоусобные схватки, по выкрикам и напутствиям гостей хозяин ярмарки всегда мог судить о том, что о нем думают на большей части северных земель.

Боялась ли я услышать гул неодобрения и проклятия на свою голову? Конечно! Да и сейчас боюсь. Но пока их нет. Впрочем, как нет и особенно радостных криков. Это скорее выжидательное любопытство, принятие моего статуса хозяйки ярмарки, но с осознанием, что все самое главное еще впереди.

За мной будут следить, будут ловить каждое слово, каждый вздох. И всем собравшимся я точно не угожу. Поэтому даже не буду пытаться это сделать.

Я миную расстояние от Большого Дома до ярмарочной площади, раскинувшейся на изрядной территории за внешними стенами. Здесь меня ожидает большой праздничной украшенный помост, где, расположившись в удобных креслах, уже собрались ярлы самых крупных племен Севера.

Я не заставила их долго ждать.

Мне не нужна помощь, чтобы подняться по невысокой лестнице, хотя ноги немного путаются в длинном, подбитом мехом горностая платье и наброшенной сверху накидке тончайшей вышивки.

Я подхожу к каждому ярлу и приветствую его, благодарю за оказанную Лесной Гавани честь, а также стараюсь найти хотя бы пару слов, чтобы высказать ему свое расположение.

— Мне рассказали о вашем желании встретиться, — говорю Финрору Лежебоке. — Завтра жду вас в Большом Доме. Скажем, к обеденной трапезе.

— Я буду, — степенно кивает Финрор, окидывая меня подслеповатым взглядом мутных глаз. Похоже, за последнее время его зрение сильно ухудшилось, вероятно, именно поэтому он столь скоропалительно ищет породнения с Лесной Гаванью.

— Все ли ладно с вашим размещением? — спрашиваю Магвина Маленького.

— Порой мне кажется, что вонь от рыбы Одди пропитала все вокруг, — морщится самый низкорослый ярл из всех, кого мне приходилось видеть. Да что там, он вообще самый мелкий из всех северян. Но физическую ущербность он компенсирует светлым и острым умом, за что даже соседи не смеют насмехаться над его низкорослостью.

— Надеюсь, уже сегодня свежий северный ветер разгонит любые непотребные запахи.

Когда вижу следующее лицо, то на мгновение даже дар речи теряю, а потом хочется завизжать, как голоногой девчонке, и броситься на гостью обнимать ее.

Это Дэми — стройная, строгая, с искрами легкой насмешки в глазах.

А я даже не знала, что она прибыла.

И сразу хочется столько ей рассказать, расспросить, поделиться, что едва не затыкаю собственный рот руками.

— Прогуляемся в Первом круге? — одними губами предлагает Дэми, наверняка без труда распознав мой порыв.

Тут же киваю ей согласием.

Когда с приветствием ярлов покончено, возвращаюсь в центр помоста и поворачиваюсь к гостям. И тут же приглушенный гомон накрывает протяжный рев боевых рогов. Опускаюсь на одно колено, развожу руки в стороны ладонями к небесам.

Ветер треплет мои косы и заплетенные в них праздничные ленты, звенит бубенцами тонкой работы.

— Боги даровали нам эту землю, — говорю громко, на самой грани, за которой голос станет срываться. — Суровую землю, где нет места слабости и страху. Землю, где каждый ведает тяжесть топора или лука в руках. Землю, что долгими зимними ночами караулит за дверьми колючим морозом и злой метелью. Землю, что ощетинилась острыми горными пиками, в которых завывает голодный ветер. Землю, что изрезана расщелинами и руслами полноводных быстрых рек. Землю, которая не прощает ошибок. — Делаю небольшую паузу, всматриваясь во взирающих на меня гостей. Тишина стоит гробовая. — Но именно эта земля стала нашим домом! Эта земля кормит нас и одевает. На этой земле рождаются и растут наши дети. Под небесами этой земли все мы когда-нибудь предстанем перед богами. — Снова пауза — и снова тишина. Только внимательные взгляды, только ожидание продолжения на лицах. — И богам, конечно же, важно, чтобы мы не посрамили их доверие, но… — глубокий вздох, — все мы знаем, что в небесных чертогах нет места скуке и унынию. Что даже самые закаленные в боях воины не прочь поднять там чарку-другую, чего желают и для своих живых родичей.

Поднимаю руки выше, запрокидываю голову.

— Так смотрите же, родные, порадуйтесь за своих потомком, мы следуем вашим традициям, позволяя себе несколько дней веселья и праздника среди дней борьбы и забот.

Окончание моих слов глохнет в новом реве боевых рогов, а когда их звуки стихают, площадь вокруг взрывается радостными криками.

— Да начнется же Белая Ярмарка! — кричу во все горло, когда шум немного утихает. — И пусть каждый отыщет на ней то, что ему по душе.