Через год они выйдут на гибкой пластинке (слово «диск» тогда еще не употреблялось). А проигрывателей (электрофонов) и радиол в стране было несравненно больше, чем магнитофонов. То есть: Высоцкий стал официально доступен взрослым лояльным гражданам. Это был прорыв, который из сегодняшнего дня не то что оценить — понять трудно.
Этот официальный, ощутимый, заметный прорыв Высоцкого в официально подтвержденное культурное пространство рос и готовился долго. До этого уже много чего было.
Ведь «Штрафные батальоны» и «Братские могилы» написаны были еще в 1963-м для фильма «Я родом из детства», и фильм вышел, но прозвучали они там частично, одну из них Бернес пел. Для него же Высоцкий написал «В холода, в холода». А еще туда не включили «В госпитале» («Жил я с матерью и батей на Арбате, всем бы так…»). Петь их пели — а про фильм многие и не слышали.
А «Передо мной любой факир — ну просто карлик» была написана для фильма «Интервенция» — который положили на полку на двадцать лет… Там же были «одесско-бандитские» «До нашей эры соблюдалось чувство меры» и «Гром прогремел — золяция идет»; и разошедшаяся в народе «Деревянные костюмы»: «Как все мы веселы бываем и угрюмы, но если надо выбирать, и выбор труден…»
В 65-м для спектакля Театра на Таганке «Десять дней, которые потрясли мир» Высоцкий пишет «Войны и голодухи натерпелися мы всласть», «В куски разлетелася корона…», «Всю Россию до границы…».
И «Побудьте день вы в милицейской шкуре» написана-то была для одного из спектаклей.
И в 65-м же, к 20-летию Победы, Таганка ставит «Павшие и живые», где звучали со сцены «Солдаты группы Центр!»
А в 66-м Таганка ставит «Последний парад», и там звучит Высоцкий: «При всякой погоде…», «Один музыкант объяснил мне пространно», и — то, что осталось уже там, наверху, на плато, на вершинах русской поэзии: «Корабли постоят, и ложатся на курс…»
А еще в 1966 году сделали чудный фильм «Последний жулик» — комедию-утопию с Сергеем Филипповым, Олегом Поповым и Николаем Губенко. Фильм запретили: за непочтительное отношение к светлому коммунистическому будущему. Там тоже были песни Высоцкого «О вкусах не спорят… Вот уж действительно — все относительно…» и «Здесь сидел ты, Валет…»
То есть. К 1967 году Высоцкий не то чтобы «написал несколько песен — и проснулся знаменитым». Или: «Эти песни прозвучали в фильме — и наутро он проснулся знаменитым». Глупости эти все штампы. За ним уже было 120 песен — сто двадцать! Многим хватило бы и четверти на всю жизнь, и они сочли бы ее состоявшейся и удачной. И! Из этих 120 — половину! половину! не меньше! можно считать активом. Это мало какой поэт может похвастаться таким процентом (пардон за неуместную фразеологию) удач, шедевров, вещей без провисов и слабины — цельных, откованных, вытесанных. Ему было 29 лет — и он уже написал 120 песен — и почти все они пелись народом, самыми разными людьми; ну, в основном молодежью, конечно, но среди них и молодыми специалистами, физиками и филологами, аспиратами и кандидатами наук, и дворовыми пацанами, и зэками, и работягами, всеми. И уже были среди этих песен, уже знали их массово, уже пели:
«Нейтральная полоса», «Случай в ресторане», «Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской…», «В королевстве, где все тихо и складно…», «Здравствуй, Коля, милый мой» и «Не пиши мне про любовь, не поверю я»; «В далеком созвездии Тау Кита», «Марш космических негодяев», «Песня о сентиментальном боксере», «Десять тысяч — и всего один забег…», «Перед выездом в загранку…», «Мой друг уехал в Магадан…»
Слушайте, нет смысла все их перечислять. Их и так знают. Надо только отметить, понять ясно, ну просто озвучить это ясное положение: к двадцати девяти годам Высоцкий написал очень много, очень разнообразно, очень ярко и сильно, и во всем диапазоне: от балаганного юмора до гражданского пафоса.
Рост, формирование Поэта окончилось, завершилось, он вышел на свой уровень. Дальше будут еще сотни и сотни вещей — но свой уровень, свой облик уже есть, готов. Теперь можно говорить о песнях Высоцкого — по жанрам, по темам, по стилистике, стараясь яснее, полнее понять их суть, сложность, многообразие, их особенности. Готовые к рассмотрению, они теперь лежат как бы в готовом ассортименте — не то на высокогорном обширном плато разложены и доступны для обозрения, не то на столе у Господа Бога.